Андрей Некин - Кукловод
— Один выстрел, Го. У тебя будет один выстрел, — сказал тогда эльф, будто поучая. Поучая Го — лучшего стрелка континента. На что ему осталось только издевательски засмеяться.
— Тех, кому приходится стрелять дважды, ищи в своем лесу, а не в нашей гильдии. Договорились, Эльф?
— Вас погубит самонадеянность, Человек, — качнул длинноухий плечами. — По-моему, мы платим достаточно, чтобы ты засунул поглубже оскорбления в свое мерзкое дышло и просто слушал… Ты знаешь, что делать после исполнения?
— После таких заказов исчезают из Империи. Это очевидно.
— Мы можем помочь исчезнуть?
— Не стоит, Эльф. У меня свои планы. «А какие у меня планы?» — задумался, было, Го, но тут же выбросил всякую чепуху из головы. Дул влажный восточный ветер. Так и порох может отсыреть. Вот это действительно важно.
* * *Замок Реле воздвигнут на берегу реки, прирученной и протекающей прямо по городу. Возвышается на окраине Гибурга темной громадой. Нависает над горожанами невообразимой формой и точными пропорциями. Построенный по канонам науки, он истинно уникален: стены — кривая эллипса, концентрические башни — одна в другой; перемыкаются сквозными переходами. Тяга вертикальных вентиляционных шахт так велика, что даже птицы, случайно залетевшие внутрь, не в силах вылететь из его темных недр. Верхняя точка крепостной стены заканчивается гигантскими часами на паровом двигателе. Когда звонят они, то сотрясается весь Гибург в мелодическом консонансе. Голуби падают на лету, а давно глухие часовщики зажимают уши. Владелец замка при жизни был первым Лордом машиностроителем. Он изобрел паровые схемы, кинетический контур и самое невообразимое — принесшее ему одновременно и немеркнущую славу, и насмешки, — универсальную санитарную систему Реле. Не чудо ли заменить обычную ночную вазу механическим устройством? Свершив чудо, он и скончался, оставив править Магистратом Тулурка единственную дочь — Миледи Реле. Мало кто мог бы сказать по внешнему виду, какой властью обладала девушка со странным именем, взятым из древних книг. Ноги непристойно закинуты на стол. Руки ободраны о железные детали, а спина и вовсе непозволительно ссутулилась от бесконечно долгого корпения над древними трудами. Зрачки расширены. Лицо временами принимало такое выражение, какое найдешь только у больных головой в доме милосердия. Она пугала своей одержимостью, и вместе с тем очаровывала неуемной страстью в постижении вечного вопроса.
— Люди созданы для жизни среди звезд, — говаривал ее родитель. Большинство воспринимало это изречение как красивую метафору, но не дочь первого из Лордов… Звездное пространство холодно, темно и мертво, словно колодец. Даже если существование в его пределах возможно, то кто захочет жить в колодце? Но подобные здравые размышления на девушку не имели эффекта.
Оттого седовласое окружение скорбно качало головой, отзываясь о высоком Ректоре, как о «безумной леди». При этом насчет первой половины эпитета большинство было уверено, а вторая вызывала известные сомнения. Миледи восседала на кафедре, когда стража притащила эльфийского вестника. Руки миледи (по обыкновению) — все в саже и угольной пыли, и даже на геометрически правильном лице проступали разводы термитной пасты, как у какого-нибудь самого обычного подмастерья механика.
Девушка горела азартом. Новый летательный аппарат был на стадии проверки.
— Ну и что это? — недовольно нахмурившись, кивнула она в сторону эльфа. И сразу же отвернулась изучать только что подложенные ей на стол чертежи. Была у нее такая привычка — заниматься двумя делами сразу. Утреннее, слабое солнце проковыляло в залу сквозь круглые окна, мучая привыкшие к масляной лампе глаза. В чертеже были явные ошибки, и потому миледи принялась вертеть стальную деталь меж пальцев.
Дурной знак для автора принесенной мазни.
— Миледи, этот эльф утверждает, что имеет к вам предложение, от которого никак не возможно отказаться.
— Пффф! Парламентер тем временем, приотпущенный стражей, пал на колени и низко склонил голову. Факт исключительный для гордого лесного народа. Реле благосклонно взмахнула рукой. Хорошо, послушаем оборванца. Завороженный обстановкой, эльф как будто и забыл цель своего визита. Кафедра главной залы заполнена снующими магистрами и мастеровыми.
Веревочные передачи уходили к потолку и возвращались через стены.
Блестящие сталью механизмы перегоняли жидкости и кислотные взвеси.
Огромные грифельные доски заполнялись чертежами и формулами, а при нехватке места магистры продолжали записи на полу. И звуки. Звуки шли отовсюду. От пыхтящих станков, от кипящих мерных колб, от шипящих проводами аккумуляторов и от спускающих пар котлов. Как же это не было похоже на эльфийский тронный зал!
— О, прекрасная королева Тулурка, преклоняю колени перед вашей силой и умом, но… — начал эльф, наконец, сконцентрировавшись. Было видно, как трудно ему дается подобное раболепство перед людьми.
— Наша принцесса, последняя из великого рода, ведущего начало от самой первой дриады, от великого семени, что приплыло из-за океана бурь. И она, надежда нашего народа, в настоящее время находится в заключении под вашей властью. При этих словах эльф обождал немного, ожидая ответной реплики. Но Реле лишь нетерпеливо барабанила пальцами. Посланник начал раздражать ее. Она была не королевой. Она была Ректором, а этот сан был много выше. Грязными крестьянами и заносчивыми легионами пусть занимается нищий Император. Ее воля распространяется над совсем другими материями… Издавна власть Тулурка разделялась на официальную и фактическую. Очень плохо, смертельно плохо для парламентера, что миледи вообще вспомнила о мальчишке Императоре. Тот намеренно разбил ей нос, ударив по лицу, каких-то пять лет назад во времена их общей юности. Да, просто взял и ударил ее с надменными криками: «Я не позволю оскорблять свой род!». Плохая, непослушная кукла… Эти воспоминания всегда портят настроение и зажигают глаза миледи злым огоньком… Вспоминается и другое — более приятное. После инцидента почивший отец мальчишки буквально вставал перед ней и высоким Лордом Машиностроителем на колени. Просил прощения за неподобающее поведение отрока. А отрок плакал от стыда и жалобно причитал: «Отец, ты — император! Ты не должен унижаться перед этими… этими…». Ах, какая была потеха! Однако старый император, стоит признать, был намного более мягок и слаб, нежели сын — Стормо Торрий… Надо бы позвать этого дурня на бал как-нибудь. Ткнуть лицом в его же ничтожество. Преподать урок, так сказать. Показать — кто есть кто еще раз… Наглый посланник продолжил:
