Александр Лоскутов - Венец творения
Я резко сел, невидяще уставившись в стену напротив. Дышать было невероятно трудно, словно на грудь мне положили каменную плиту. Сердце колотилось как сумасшедшее. Под веки будто сыпанули по горсти песка.
Да-а… Давненько со мной такого не было… Вот с тех пор, как год назад закончилась эта круговерть с апокалипсисом, новым Днем Гнева и явлением мессии, такого и не было.
А теперь, значит, снова?..
Почему? Что такого случилось, что мне вновь пришел указующий сон? Тем более столь мерзкий… Зачем? Как намек? Или как предостережение?..
Рядом сонно зашевелилась Ирина, потревоженная моим резким движением.
— Мм… Алеша… Что случилось?
— Ничего. — Я бросил быстрый взгляд на слабо подсвеченный циферблат часов. Половина пятого. — Все нормально, Ириша. Спи… Все нормально.
Ирина промычала что-то невразумительное и повернулась к стене, совершенно по-детски подтянув колени к животу. Потянувшись, я поправил практически сползшую на пол простыню. Потом осторожно встал и подошел к распахнутому настежь окну. Полной грудью вдохнул теплый, все еще помнивший дневную жару воздух.
Может быть, это просто от духоты? Может, это все-таки был самый обычный сон, а все остальное — лишь только моя фантазия? Может быть, это вовсе ничего не значит?.. Нет, я лишь пытаюсь обмануть сам себя. Этот сон не мог ничего не значить. То, что на меня вновь обратили внимание высшие силы, не могло ничего не значить. Вопрос лишь в том, что именно хотел сказать мне отправитель этого послания… Кстати, насчет его личности у меня не было никаких сомнений. Такая откровенная дрянь могла прийти только из нижнего мира…
Оглянувшись на тихо посапывающую Ирину, я осторожно вышел на кухню. Присел у окна. Не зажигая света, практически на ощупь отыскал кисет. Закурил. Табак был ерундовый — не столько табак, сколько опилки, но сейчас мне было наплевать. Я даже не пытался почувствовать его вкус.
Я думал… Вернее, я пытался думать, но в голову почему-то не являлось ни одной толковой мысли. Только поселившееся в груди предчувствие чего-то неприятного упорно грызло душу изнутри. Но это было вполне понятно, после такого-то сна…
Вышвырнув в окно окурок, я сходил в спальню, прихватил стоявший у кровати меч. Вернулся в кухню, достал точильный камень и устроился прямо на полу у окна. Ирина, конечно, мне потом еще припомнит ту грязь, которую я здесь собираюсь развести. Но это — потом. Сейчас же мне больше всего требовалось успокоиться. А что может вернуть равновесие лучше, чем тихое, монотонно повторяющееся «вш-шш-шир» точильного бруска по холодной тускло поблескивающей стали?
Уперев острие меча в стену и тем самым безбожно попортив обои, я продолжал монотонно водить бруском по тихо поскрипывающему металлу до тех пор, пока небо за окном заметно не посветлело и пока на кухню не зашла широко зевающая Ирина. Только тогда я встал, машинально отметив, что вожделенное спокойствие так и не пришло. Внутренняя тревога всего лишь сменилась гложущей пустотой где-то под сердцем и далеким неясным раздражением.
Ирина коротко взглянула на присыпанный грязно-серой пылью пол, на обнаженный меч в моих руках, на меня самого. Едва слышно вздохнула, уже шагнув вперед. Оттолкнула в сторону холодную, безжизненную сталь. Я послушно разжал пальцы, заставив меч обиженно звякнуть о пол, и вместо мертвой рукояти сжал в ладони теплые пальцы Ирины.
Я смотрел в ее зеленые-зеленые глаза и видел в них… Любовь видел, обиду, настороженность, даже страх немного — за меня, дурака, страх. А вот льда я не видел. Не было льда в ее глазах… Это хорошо. Это правильно — никакого льда.
— Алеша, что с тобой?
— Все нормально, Ира. Поверь мне — все нормально. Просто я немного… — Я проглотил застрявший в горле ком. — Ну ты же знаешь, что мне сегодня на задание.
Она вздохнула.
— Алеша… это опасно?
— Да.
Я не стал врать. А и захотел бы, так не смог — она бы все равно поняла. Если у Ирины что и осталось от ее былых сверхспособностей, так это умение мгновенно различать правду и ложь… Хотя, может быть, в этом умении и нет ничего сверхъестественного — обычная проницательность и отточенная до бритвенной остроты интуиция. Я не знаю. И никогда не спрошу, потому что не уверен, хочу ли это знать.
В любом случае обмануть Ирину практически невозможно… Да мне и незачем врать. Нечего скрывать. Когда-то она уже смотрела мне в душу, видела все — и хорошее, и плохое. И если она до сих пор остается рядом со мной, значит, принимает таким, какой я есть. Со всеми преимуществами и недостатками.
Ирина медленно кивнула.
— Алеша, может быть, тебе стоит отказаться от этого задания? Ты же можешь. Имеешь такое право.
— Нет…
— Тебе нужен отдых. Хотя бы несколько дней, может быть — неделю. Возьми отпуск. Отдохни. Походи по улице, посиди с друзьями, потренируйся — просто в спортзале. Без всяких вылазок, экстремальных зачисток и зубовного скрежета.
— Все нормально, Ира. — Я помотал головой, чувствуя, как дрогнул мой голос. — Мне не нужен отдых. Я в норме.
— Нет, нужен. Я же вижу. Я чувствую. Алеша, ты — на грани. Еще немного, и… — Ирина выдернула руку из моей ладони и отвернулась. Плечи заметно дрогнули. — Алеша, что-то случится сегодня…
Я шагнул вперед, чуть не наступив при этом на валяющуюся под ногами дурацкую заточенную железку, и снова взял ее за руку.
— Нет, Ира. Ничего не случится. Я вернусь. Клянусь тебе именем Господа нашего: я вернусь. Ты же знаешь, что я всегда возвращаюсь.
Она кивнула, не оборачиваясь.
— Знаю… Я верю тебе. Иди, Алеша. Иди и возвращайся.
— Я всегда возвращаюсь, — тупо повторил я, подбирая меч и вкладывая его в ножны. — Всегда.
Я не видел стоящую за спиной Ирину, но знал, что она сейчас смотрит на меня. Я чувствовал ее взгляд.
Так… Рубашка, джинсы, куртка. Пояс… Кармашек с освященной солью практически пуст — в следующий раз, когда явлюсь в контору, надо будет пополнить запас. А пока обойдусь обычной столовой. Это, конечно, не совсем то, что нужно, но тоже сгодится, если не забывать, что для мертвяка стандартная доза теперь должна быть втрое больше. Колышков осиновых осталось только два… Ладно, не на вампиров же я сегодня иду.
Кобура. Затянув ремень, я достал пистолет из-под подушки. Старые привычки не умирают — ложась спать, я все еще кладу под голову пистолет, хотя Ирине это пристрастие не очень-то нравится. Она говорит, что пятна оружейного масла очень трудно отстирываются.
Перевязь. Меч. Кинжал… Ничего не забыл?.. Я присел, завязывая шнурки. Ирина молча стояла рядом. Я поймал себя на том, что упорно стараюсь не поднимать взгляд, что боюсь посмотреть ей в лицо, боюсь увидеть застывшую в этих прекрасных зеленых глазах боль.
