Инна Кублицкая - Карми
Стенхе был из хокарэмов, принесших клятву вторично. Ранее он служил принцу Равини, сыну Карэны, дяде Савири. После его смерти — а умер он совсем молодым — Стенхе решил, что служба еще одной знатной особе ему больше по нраву, чем вольная, но беспокойная жизнь райи, принес клятву принцессе Савири, и размеренная, привычная для него жизнь продолжилась.
Маву же был совсем мальчишкой, когда его выбрал принц Карэна; выбор ему польстил, но с течением времени Маву понял, что такая жизнь ему не подходит. Однако оставалось только нести охрану малолетней принцессы и не допускать в голову мысли, что многие дети умирают совсем маленькими…
Но желание избавиться от обузы не закрадывалось в его буйную головушку. Малышку он лелеял и берег тем тщательнее, чем больше одолевала его тоска; хорошо еще, что росла Савири бойкой, уследить за ней было трудно, и времени на глупые мысли у него почти не оставалось.
Приезд в Горячие ключи стал для Маву настоящим отдыхом. Непоседливая веселая девочка сразу понравилась живущим здесь хокарэмам; Стенхе даже побаивался, что ее забалуют. Вреда же ей, он знал, никто причинить не захочет. Поэтому без колебаний отпускал ее с кем-нибудь из своих друзей, сам же оставался на террасе.
В один из таких дней, когда Савири увела одного из хокарэмов купаться, Стенхе решился показать амулет. Он его именно показал, без всяких объяснений или историй, пустил бусы по рукам, сказав просто: «Посмотрите…»
Сначала никто не заметил ничего странного, потом кто-то, зная, что какую-нибудь чепуху Стенхе показывать не будет, стал приглядываться повнимательнее.
— О-о!.. — сказал вдруг этот кто-то. — Откуда это у тебя?
Стенхе молчал. Хокарэмы сбились в круг; бусы вертели так и этак, пробовали на разрыв, пытались поскоблить камешки.
— Такое невозможно, — говорили они категорично один за другим. — Эта вещь существовать не может.
— А это что, по-вашему?
— Обман чувств.
— Ха! — воскликнул один. — Хорош обман чувств! Что это за штука, Стенхе?
— Ожерелье Рутти Ану Нао, — сказал Стенхе.
Никто, конечно, не поверил, что это легендарное ожерелье прекрасной богини. Но все-таки послышался любопытный ироничный голос: ,
— А желания оно выполняет?
— Смотря какие, — отозвался Стенхе. — Если мешок золота захочешь — нет, а вот языку новому научить может, я пробовал.
Хокарэмы не верили. Стенхе рассказал все как было, но они пожимали плечами. В чудодейственные амулеты у хокарэмов веры нет.
Послышался на тропинке топот и звонкий голос Савири. Ничуть не смущаясь тем, что ее спутник глухой, Савири болтала, задавала вопросы и сама же на них отвечала.
— Отдайте бусы, — потребовал Стенхе и поспешно спрятал амулет. — Она не должна их видеть.
Глухой Нуатхо внес на плече закутанную в покрывало девочку.
— Мы купались! — объявила Савири во весь голос.
— Понравилось? — спросил один из хокарэмов, принимая ее на руки.
— Да!
Еще бы не понравилось ей купание в теплом озере! В озере можно было выбрать место, где вода была прохладнее или горячее — по вкусу; а ведь в это время на склонах окрестных гор уже лежал снег. Зима, как это обычно бывает здесь, на севере, наступила сразу. Первый, слякотный еще, снегопад, начавшийся однажды после полудня, к вечеру превратился в настоящую вьюгу, а два дня спустя везде лежал толстый слой снега, который не сойдет уже до самой весны. Везде — но только не в долине Горячих ключей. Воздух, прогревающийся над озером, и теплая земля мешали улечься белому зимнему покрывалу. Нерукотворное чудо Горячих источников восхищало маленькую принцессу; предрассудки ее соплеменников еще не проникли в детскую душу, и каждый день, проведенный в этом сыром, туманном месте, казался праздником после привычной жизни в пропахшем плесенью мрачном замке.
— Спать хочу! — объявила Савири.
— Не капризничай, — недовольно сказал Стенхе.
— Почему капризы? — возразил хокарэм, державший на руках девочку. — Неудивительно, что после купания спать хочется.
— Не будет она спать. Баловаться будет.
— Буду баловаться, — согласилась Савири.
— А я ее укачаю, — сказал хокарэм. — Колыбельную спою.
— Хочу, хочу колыбельную! — тут же потребовала девочка.
— О боже, — вздохнул Стенхе. — Что за наказание! Ведь большая уже…
Савири унесли, а Нуатхо присел рядом с друзьями. В неведении его не оставили, хотя докричаться до него было трудно; Нуатхо обычно носил с собой небольшую вощеную дощечку, и его друзья брали на себя труд писать на той дощечке содержание разговора.
— Забавно, — сказал Нуатхо тихо: он заставлял себя умерять голос; порой он с этим перебарщивал, и шепот его был не слышен. — Вот у меня, например, тоже есть желание, так можно его загадать?
— Попробуй, — протянул ему амулет Стенхе. — Чем черт не шутит.
Нуатхо провел ладонью по гладким бусинам.
— Забавно, — повторил он. — Теплые.
Бусы Нуатхо вернул через пару дней.
— Ну как, помогли? — спросил Стенхе.
— Помогли, — сказал Нуатхо.
— А что ты хотел?
— Научиться слышать.
И Стенхе только сейчас сообразил, что за последний день вощеные дощечки в общении с Нуатхо ему ни разу не понадобились.
— Ты слышишь? — удивился он.
— Нет, — ответил Нуатхо. — Зато вижу, что ты говоришь.
После этого случая бусы пошли нарасхват. Мистика — мистикой, а если волшебство помогает, почему бы им не воспользоваться? Пусть даже если ты в волшебство не веришь…
Глава 3
В то время когда маленькая принцесса проводила зиму в Горячих ключах, старый принц Карэна совершал путешествие в Гертвир. Подошло высчитанное астрологами время очередного собрания Высочайшего Союза, и Карэне, хотел он того или нет, пришлось отправиться в путь. Из-за своих болезней верхом престарелый принц ехать не мог, да и тряская повозка тоже была ему не по вкусу. Он выбрал паланкин, и дюжие носильщики несли его на своих плечах до самого Ланна. Когда же караван достиг реки, там уже ждали буерные сани — с северным ветром и по толстому гладкому льду караван устремился к югу. Дорога не была однообразной: когда стихал ветер, запрягали в сани подкованных шипастыми подковами лошадей, а когда снежные сугробы закрывали лед, приходилось менять коньковые полозья на лыжи.
Ближе к Гертвиру от путешествия по реке и вовсе пришлось отказаться. Здесь, на равнине, открытой ветрам южного Торского моря, зима была гнилая, не снежная, а скорее дождливая, лед на реке стал тонок и зиял разводьями, и Карэне пришлось снова перебраться в паланкин.
Гертвир Карэна не любил. Город этот, бестолковый и вонючий, раздражал его, да и жить здесь приходилось в полуразрушенном родовом замке, потерявшем свое достоинство. Тем не менее приходилось с этим мириться, Карэна ждал, с нетерпением ждал того момента, когда сможет наконец возвести на майярский престол свою внучку и переселиться в королевский замок Лабану в качестве регента при малолетней государыне.
