Сара Хагерзак - Принц подземелья
Но в последнее время Снейп не появлялся в больнице — не столько из‑за занятости в школе, сколько из‑за того, что Нортон, занимавший там одну из ключевых должностей, заявил, что не позволит ему переступить порог «в ином качестве, кроме пациента, причем желательно со смертельным диагнозом». Снейпа бесило такое отношение, но он справедливо считал, что сейчас неподходящее время затевать публичный скандал. Больше всего ему досаждало то, что Нортон закрыл ему доступ в больничную библиотеку. Конечно, в библиотеке Хогвартса тоже было огромное количество книг, в том числе и по зельям, но она в первую очередь предназначалась для нужд учеников и найти в ней некоторую специальную литературу было невозможно, а в больнице именно на зельеварении специализировалась целая секция.
Не имея возможности встретиться с Кобрусом у него на кафедре, Снейп позвал его к себе в школу. Теперь они сидели в маленькой гостиной Снейпа и обсуждали подходящую замену для Слизнорта, находящегося тут же. Он тоже принимал номинальное участие в разговоре, хотя на самом деле его больше интересовал бочонок выдержанной медовухи, стоящий на столе.
— Значит, тебе нужен преподаватель зелий… — задумчиво произнес Кобрус, очевидно, уже подыскивая в уме подходящую кандидатуру.
— Да, и желательно, чтоб он не слишком уступал Горацию, — Снейп наконец налил медовуху и раздал гостям бокалы.
— Ну у тебя и запросы! — хмыкнул Кобрус, пристально вглядываясь в свой бокал и подозрительно принюхиваясь.
— Перестань, Тобиас, — протянул Слизнорт, — неужели ты думаешь, что Северус задумал тебя отравить?
— Извини, Снейп, привычка, — без тени смущения произнес Кобрус. — У нас, знаешь ли, надо быть осторожным. По ошибке чего только не попадет в стакан, — пояснил он. — Недавно один аспирант пытался расколдовать взбесившиеся вставные зубы, сунул их после работы в первую попавшуюся емкость. После дежурства ребята сели выпивать, а у целителя Ройера на дне стакана — зубы, да как вцепятся ему в язык!
— Стыдись, Тобиас! — укорил его Слизнорт. — Эту байку я слышал еще когда сам студентом был! Только там фигурировал волшебный глаз.
— Так ты найдешь мне человека? — прервал их беседу Снейп, которого мало интересовал больничный фольклор.
— Такого, как Гораций, — ни за что. Ты же не думаешь, что наши ведущие профессора бросят свою работу, пациентов, исследования и пойдут к тебе в школу? Но есть одна дама… Элеонора Майстейл… Отличный специалист, теоретически всё знает безупречно, зелья у неё — высший класс. Но — боится пациентов. Как видит больного, всё в голове у неё путается: нервы не выдерживают. Она у нас лекции по магическим травам читает, но, ты же понимаешь, в больнице должны преподавать практикующие целители. А тебе она, пожалуй, вполне подойдет.
— В школе тоже нужны крепкие нервы, — скептически заметил Снейп.
— Не волнуйся, предмет она знает, с дисциплиной проблем не будет. Просто говорят, что в молодости к ней кто‑то из пациентов приставал, вот она их до сих пор и боится.
Снейп недоверчиво хмыкнул, догадываясь, что это очередная история из стандартного больничного набора.
— Отличная медовуха, — похвалил Кобрус, вновь наполняя бокалы.
— Во всяком случае, вставных зубов в ней нет, это точно, — подтвердил Снейп, обычно предпочитавший пить что‑нибудь менее сладкое.
— Похоже, что став директором, вы научились ценить радости жизни, — одобрительно заметил Слизнорт. — Осталось перебраться из подвала в какое‑нибудь более приличное место…
— Боюсь, что разочарую вас, Гораций. Я не собираюсь никуда перебираться, да и медовуха — не моё приобретение. Это Кингсли прислал мне из Шотландии.
— Я сразу почувствовал, что это — не местное производство! — воскликнул Слизнорт.
— Значит, правду говорят, что вы с министром — приятели? — полюбопытствовал Кобрус, вопросительно глядя на Снейпа.
— Нам приходится довольно часто встречаться по делам школы… — пожал плечами Снейп. — И он иногда заглядывает к нам поговорить с портретом Дамблдора. Но я бы не сказал, что он — мой приятель.
— Значит, я правильно понял, что теперь и школой, и Министерством управляет Дамблдор? — ядовито заметил Кобрус. — Он всегда любил во все вмешиваться.
— Дамблдор ничем не управляет, — огрызнулся Снейп. — Он просто дает советы тем, кто в них нуждается.
— Раньше ты не нуждался ни в чьих советах… — не унимался Кобрус. Но Снейп не хотел продолжать этот ненужный спор.
— Давай, присылай свою Майстейл. Посмотрим, захочет ли она у нас остаться, — сказал он, как бы подводя итог их разговору.
Слизнорт и Кобрус продолжили обсуждать больничные сплетни: Гораций хорошо знал многих старых целителей в больнице, и недостатка в темах для разговора у них не было. Снейп слушал их вполуха, иногда вставляя ничего не значащие замечания, а сам думал о Дамблдоре и Кингсли.
В чем‑то Кобрус был прав: бывший директор действительно незримо участвовал во всём, что творилось в школе, да и в Министерстве, отчасти, тоже. Но не потому, что хотел во всё вмешиваться. Просто и Снейп, и Кингсли уважали его мнение и не могли не прислушиваться к нему. Дамблдор до сих пор оставался для Снейпа единственным человеком, который знал о нем всё и понимал его порой лучше, чем он сам понимал себя. Они часто беседовали в директорском кабинете, хотя Дамблдор строго соблюдал субординацию и никогда не вмешивался в разговоры директора с коллегами и студентами.
С Кингсли Снейп тоже встречался — не слишком часто, но регулярно. Министр явно ценил их общение, хотя Снейп и не совсем понимал, что оно ему дает. Самому ему Бруствер был симпатичен своей искренней доброжелательностью и уверенностью в себе. Впрочем, Кингсли обладал редкой способностью нравиться почти всем, при этом оставаясь собой и всегда придерживаясь собственных правил игры. Он не мыслил такими сложными философскими категориями, как Дамблдор, и потому не выглядел чудаковато. Ум его был быстрым и практичным, а знание человеческой природы — скорее инстинктивным, чем глубоко прочувствованным. Несмотря на это, Бруствер был отличным министром, понятным и симпатичным народу, и в то же время твердым и последовательным в своих решениях.
В глубине души Снейп понимал, что когда‑то и сам мечтал быть таким — красивым, популярным, уверенным в себе. Поняв, что это у него не выйдет, он превратился в угрюмого желчного человека, практически не оставив себе шансов на любовь окружающих. Поэтому то, что его общество нравилось Кингсли, никогда не испытывавшему недостатка в друзьях, очень льстило самолюбию Снейпа. С ним он чувствовал себя довольно свободно, потому что Бруствер, будучи по натуре открытым и веселым человеком, всё же отличался умом и деликатностью и никогда не лез Снейпу в душу. Возможно, приняв один раз по просьбе Гарри участие в жизни профессора, Кингсли проникся его историей и хотел как‑то скрасить его одиночество. А может быть, ему просто нравилось общаться с разными людьми и Снейп был всего лишь необычным экземпляром в его коллекции знакомых. Во всяком случае, пока Кингсли не пытался вмешиваться в дела школы и её директора, их неформальные отношения вполне устраивали Снейпа.
