Грегори Арчер - Конан и пророк Тьмы
Киммериец в бессильной ярости сжал зубы. Десять легко вооруженных всадников против тридцати отборных воинов неприятеля… Но кто бы мог подумать, что сам Хашид заберется на такую высоту, дабы лично руководить ходом битвы! Впрочем, на ловца и зверь бежит… Он быстро огляделся. Солнце светит в спину отряду, поэтому враг не сразу заметит незваных гостей. Но времени на раздумья нет. Медлить опасно. — Фарум,— тихо позвал Конан.
Невысокий смуглый воин, совсем еще мальчишка, но уже один из лучших лучников в армии Баруха; передал поводья своего жеребца товарищу и подошел к варвару. Тот указал на вражеский лагерь.
— Не высовывайся, засекут… Можешь попасть отсюда вон в того, в белой чалме, что стоит около входа в шатер?
Фарум пристально вгляделся в намеченную цель, потом покрутил поднятой над головой растопыренной пятерней («щупать ветер» — так это называется у лучников) и наконец медленно покачал головой.
— Не знаю, командир. Далеко, и ветер сильный, неровный. Однако попытаться можно.— Он поднял лук, достал из колчана стрелу, наложил на тетиву… но тут Конан остановил его:
— Погоди. Если ты промахнешься, то мы потеряем преимущество, и нам несдобровать. Хашида они будут защищать, как тигрица защищает свой выводок,— до последнего. А убить его необходимо, без своего предводителя войско вагаранцев станет уязвимым, как тот самый тигренок, лишившийся матери. Надо действовать иначе…
Конан помедлил. Десятеро против тридцати. На стороне противника — мощь и численность, но на стороне нападающих — внезапность и ловкость… Врешь, еще не известно, кому улыбнется удача…
Киммериец повернулся к замершим позади него воинам.
— Дозоры не выставлены, и нас пока не заметили. Значит, нападения отсюда вагаранцы не ждут,— отрывисто сообщил он.— Неожиданность и стремительность — вот наша единственная возможность… Не знаю, выживет ли кто-нибудь из нас, но знайте: судьба наших соратников в Завывающем Ущелье теперь всецело зависит только от вас… И если… В общем, по коням, и да помогут нам боги. Сначала идем кучно. Быстро, но по возможности бесшумно. Как только наше появление будет обнаружено, перестраиваемся и атакуем «трезубцем» — я в центре. И тогда шуму издавать как можно больше. В затяжные поединки с охраной не вступать, главная задача — пробиться к шатру; цели — белая чалма в первую очередь, богатые доспехи рядом с ней — во вторую. Фарум и Юзуф остаются здесь и, когда начнется заварушка, стреляют из луков по шатру. Стрел не жалеть, но целиться постарайтесь точно. Ясно? Тогда вперед.
Конан вытащил заветный двуручный меч и повторил тихо, себе под нос:
— Да поможет нам Кром…
Увы, появление крошечного отряда было обнаружено, едва тот ступил на площадку каменистого карниза. Охрана Хашида бдительно несла службу, и шорох камешков под копытами лошадей отряда вражеской армии сразу же привлек внимание часовых.
Державшуюся над горными вершинами тишину в один миг вспороли крики: тревожные сигналы часовых и боевой клич, вырвавшийся из горла Конана и подхваченный его воинами. Таиться теперь было не к чему. Теперь оставалось надеяться только на удачу и на остро отточенную сталь.
Глава четвертая
Семеро всадников, рассыпавшись, сколь позволяла ширина площадки каменного карниза, мчались, без устали и без жалости всаживая шпоры в лошадиные бока, к непростительно медленно приближающемуся заветному шатру.
Отборные солдаты личной охраны Хашида отлично знали свое дело. Без паники и суеты те из них, кто был вооружен луками, выстроились в ряд и положили стрелы на тетиву; другие, сомкнувшись стеной вокруг своего командира, за спинами лучников, уводили его под защиту полотняных стен шатра, чтобы упрятать от глаз возможных вражеских стрелков. Коренастый воин в дорогих доспехах, оставаясь там, где стоял, отдавал короткие, четкие приказы. Конан знал: сейчас на его отрядик обрушится град стрел, и до того им не успеть врезаться в скопление хасидских воинов. Киммериец пригнулся, прячась за лошадиную шею. Так же поступили — он успел метнуть взгляд — и его товарищи. Если их скакуны не сразу падут от метких выстрелов, если пронесут еще немного вперед — есть шанс.
Осиный рой хорайских стрел с черно-желтым оперением рассек воздух над площадкой утеса. За ним — еще и еще… Непрекращающийся поток смертоносных жал.
Одна из скачущих бешеным аллюром лошадей пала на передние ноги, ломая об землю торчащие из тела древки метко пущенных стрел, выбрасывая седока вперед. Удар был силен. Но Кабул все-таки сумел подняться, несмотря на то, что сломал при падении ключицу,— сорокалетний угрюмый, нелюдимый иранистанец, ремеслом наемника зарабатывавший деньги на содержание жены и детей, которым он хранил редкостную верность, сберегая для них все вплоть до последнего медяка, не тратясь ни на вино, ни на веселых женщин — последнее особо удивляло его боевых товарищей, ибо после утомительных походов стоило многого труда удержать себя от посещения Веселого Квартала. Пробившая горло хорайская стрела сделала живущую где-то на юге Иранистана женщину вдовой, а ее детей — сиротами…
Жеребец Конана был ранен — из его тела торчало несколько деревянных стержней с черно-желтым оперением. Но, видимо, оказались не слишком удачными выстрелы хорайцев и слишком послушным и сильным несущее киммерийца животное. Неистово понукаемый Конаном жеребец все еще мчал своего всадника к белому шатру.
На полпули к лагерю вагаранцев убили коня под шемитом Зафиром. Легкому и гибкому шемиту удалось вовремя и ловко соскочить с заваливающегося набок жеребца, откатиться, чтобы не быть придавленным, и тут же перекатиться обратно, чтобы спрятаться за бьющимся в агонии животным. Зафир снял с плеча лук, положил перед собой колчан со стрелами. Сейчас он покажет хорайским шакалам, как надо бить из лука с близкого расстояния. Он всегда отличался находчивостью, этот маленький шемский пройдоха, перепробовавший все известные преступные профессии, неутомимый бабник, азартный и плутоватый игрок в кости, убежденный врун и прекрасный рассказчик всяческих забавных историй, которых знал неисчислимое множество. И эту драку на горной вершине он сумеет описать так, что все будут кататься по земле, держась за животы от хохота. Пять стрел, выпущенные Зафиром, нашли пять своих жертв. Он натягивал тетиву с шестой стрелой, когда весь этот полный увлекательных вещей мир вдруг провалился в беспросветную тьму. Маленький шемит опрокинулся на спину; из его правого глаза торчало древко, украшенное черно-желтым оперением… Не удалось добраться до хорайских воинов и коринфцу Лаузору. Его лошадь каким-то чудом избежала черно-желтых молний, но сам он был выбит из седла вонзившейся в живот стрелой и потом добит, когда из последних сил пытался еще ползти к заветной цели… В пяти шагах от так и стоящих в ряд лучников жеребец Конана пронзительно заржал и встал на дыбы, не в силах уже выносить боль. Вдобавок к десятку торчащих из его туловища стрел впивались все новые и новые, всаживаемые почти в упор. Конан держался в седле взметнувшегося животного — он ждал, куда начнет заваливать погибающего жеребца. Копыта передних ног стали приближаться к земле, киммериец изготовился,— и внезапно конь — до последнего выдоха преданный варвару друг, уже не живой, но еще не мертвый, совершил предсмертный и такой необходимый его хозяину прыжок вперед. Оттолкнувшись от лошадиного крупа, Конан с выхваченным мечом оказался на земле у самых ног вагаранских лучников. Те попытались отбежать хоть на несколько шагов, чтобы выиграть время для натягивания тетивы, но молниеносно вскочивший черноволосый варвар гигантского роста не дал им ни одного шанса. Теперь, в ближнем бою, уже он стал хозяином положения, и не сумевшие использовать вовремя свое преимущество лучники один за другим издавали предсмертные вопли.
