Ирина Якимова - Либитина (СИ)
Я прошла вперед еще немного, и взгляд зацепился за тело, лежащее в полосе света, падавшей из открытой двери в спальню. Фигура человека была накрыта плащом стражи и по очертаниям в ней угадывался мужчина. Стража толпилась вокруг, Алоис Митто распоряжался о чем-то. Но где мой муж?
— Эреус, — прошептала я, уже угадывая, кто лежит под плащом. Митто оставил стражу, пошел ко мне, и страшная догадка укрепилась. Кожа словно покрылась ледяной коркой, корсет панцирем сдавил тело. Мужа я любила. И он любил меня. Придворная жизнь богата соблазнами и быстро развращает даже праведников, немногие сохраняют верность дарованному Богом супругу. Но мы с Эреусом остались друг у друга единственными. Мое сходство с Семель позволяло держаться в достаточной близости к трону и в то же время было своего рода индульгенцией, отпустившей нам грехи скромности и равнодушия к интригам и страстям высшего света.
— Где мой муж? — тихо, скованно от боязни разрушить свой новый ледяной доспех, спросила я. За разрушением доспеха придет волна дикой боли, способной даже убить. А тело, вопреки всему, хотело жить.
— С Кармель, — двусмысленно сказал Митто. — Что Макта? Бушует?
— Он короновал себя… — выговорила я и радостно вскрикнула, увидев человека, выходящего из спальни Кармель — крупного золотоволосого мужчину в зеленом коротком плаще начальника стражи с богатой перевязью. Поймав прозрачный и твердый как алмаз взгляд его светло-голубых глаз, я воскликнула:
— Эреус!
Он повернулся ко мне, лицо посветлело. Мы бросились друг к другу и встретившись в дверях, обнялись, не обращая внимания на тело под плащом почти под нашими ногами.
— Ариста, ты зачем сюда пришла? Глупая, — тихо, ласково сказал он. — Уходи из дворца. В этом гриме и платье ты слишком похожа на Семель, а Макта…
— Он целуется сейчас с настоящей.
— А, — глуповато сказал муж. — Значит, Королева перешла новому Владыке Карды вместе со знаменем и медальоном Арденса? — Он и Митто засмеялись, но я не присоединилась к ним. Я вспомнила о теле под плащом… и о леди Кармель.
— Кого тут убили? Стражника?
— Одного из множества бастардов Третьего Арденса, — спокойно сказал муж. — Невелика потеря.
— Макта, как подобает льву, избавляется от выводка предыдущего владельца прайда, — заметил Митто. Я разглядела кровавое пятно на плаще в области груди убитого и содрогнулась. Какую рану там скрывают? Может быть, вырванное сердце?
«Нет, руки Макты были чисты, когда он несся в тронную залу. Умерь фантазию, Ариста!»
— Леди Кармель там? — я кивнула на спальню. — Я хотела бы увидеть…
— Не стоит, леди Эмендо, — холодный тон мужа испугал, но я все равно прошла в комнату. Леди Кармель полулежала, прислонившись к кровати. Худая старческая рука цеплялась за вышивку на лифе платья. Она разорвала нитку бус на шее, и весь пол вокруг был усыпан черными шариками ониксов. На лицо старой женщины падала глубокая тень полога над кроватью, но я подошла ближе… и отшатнулась. Нет, мне не дано было напоследок увидеть мудрый светлый взгляд названной матери. Лицо Кармель исказилось от злости, я едва узнала ее. Глаза, полные ядовитой демонической ненависти, вперились в далекую точку: наверное, Кармель представляла там Макту, когда умирала. Отвратительная зеленоватая пена застывала на тонких искривившихся губах. Самотравление — она выбрала тяжелую смерть.
Я только через минуту поняла, что шепчу молитву, по версии няньки отгоняющую злых духов.
— Старая ведьма! — крикнул кто-то за спиной. Я обернулась. Оказывается, к Эреусу и Митто присоединился Нонус. Соподвижник Макты прошел в спальню, быстро отыскал закатившийся под узорчатое покрывало кровати стеклянный пузырзек. С минуту он изучал его: понюхал, попробовал остатки содержимого на вкус, а потом отшвырнул с исступленным криком:
— Ведьма! Теперь ясно, что она сделала… Только не реви! — вдруг напустился он на меня. — Или нет, плачь, но не об этой твари, а о нашем крае! Вы понимаете, что посадили на трон чудовище?!
Последняя фраза Нонуса была не простой констатацией жестокости нового правителя Терратиморэ. В ней слышался мистический ужас. И я поняла: «чудовище» — это вовсе не метафора…
Чудовище.
У многих аристократов Карды были летние дома за пределами столицы — в Сальтусе, Патенсе, других областях Термины, но так далеко, как Эмендо, на юг не забрался никто. Мы вот уже семь лет проводили две или три недели лета в Донуме. Еще сто лет прозрачной вуалью пронесутся над землей, меняя ее облик, и здесь вырастет шумная, кипучая новая столица — Дона… но сейчас тут были лишь бескрайние поля. Пятнисто-цветастое разнотравье по берегам широкой реки Сермы, степенно несущей воды к океану, по ночам превращалось в серебристое море под мерцающим куполом звездного неба. В горах на восточной окраине Донума был источник необычной целебной воды. Я каждый вечер пила горячий отвар горных трав, приготовленый на ней, и после спала без кошмаров. Макта, выжимающий кровь из моего еще пульсирующего сердца в бокал, не явился ни разу, но я была далеко не в порядке. После всего произошедшего я замкнулась в ледяном шоковом панцире, оставив из всех эмоций только не обязывающую думать и не ужасающую грозными картинками будущего скорбь по Кармель. Напрасно Антея пыталась развлечь разговорами и отвлечь нарочито детскими вопросами. Я спала и видела сон о Кармель.
Больше всего терзало ее жуткое лицо, костенеющее в смерти. О чем думала она, отчего ей было так тяжело и больно в последние мгновения жизни? Если б узнать и исправить это, чтобы она улыбнулась на небесах!
Но, тут же вспоминая посмертную гримасу старой леди, я содрогалась: на небесах ли? Всё-таки в мои сны наяву мало-помалу просачивалась тревога о Терратиморэ.
«Кармель не захотела заплатить мне долг, так я возьму его с вас!»
«Плачь не о ней, а о стране!» -
Впрочем, отражения сказанных в мрачный день переворота фраз пока лишь проскальзывали в глубинах моего зеркального панциря-щита. А муж не скорбел и вполовину так, как я, и скоро начал высказывать недовольство моими опухшими глазами.
— Не заслуживает эта старая ведьма ни слезинки! — безыскусно прямо и внезапно, как всегда, заявил он, когда мы, прикрытые только большим цветастым платком, отдыхали на укрытой от посторонних глаз полянке после утренней близости. Он застал врасплох — уколол острой иглой под размягчившийся от любовной игры панцирь. От фантомного ощущения я даже съежилась и слабо возмутилась:
— Мой лорд, почему сейчас!? И как вы можете! Она была мне второй матерью!
— Леди Кармель была замечательной кукловодшей, — покрытая курчавыми золотистыми волосами грудь мужа под моей ладонью будто окаменела. Он был решительно настроен поговорить о Кармель и приготовил вторую иголку: — Ведь даже в последнем в жизни разговоре знала, за какую ниточку потянуть, чтобы у вас и сомнений не возникло, идти ли в тронный зал жертвенным ягненком.
![Ирина Лукьянец - Академия Межмирья - Стать Ведьмой [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
