Наталья Белкина - Гиперборея
— Я здесь не за этим. Однако, так ты меня встречаешь?
Он ничего не ответил, даже не взглянул на меня как следует, а лишь вскользь и угрюмо. Зато я его разглядывала пристально, и с каждой молчаливой минутой понимала, что сбывались мои худшие предчувствия. Речь теперь не шла и пресловутой скуке титана, это было чем-то более серьезным и пугающим.
— Ты очень изменился.
— Пусть тебя это не волнует.
— Напрасно ты. Меня это не волновать не может.
— Что так?
— Ты же знаешь…
— Я ничего не знаю! — резко перебил он меня. — В том-то все и дело!
— В чем?
Он не ответил, нахмурился по своему обыкновению и ушел в себя. Может быть, он надеялся, что я обижусь сейчас на его грубость и уйду? Но он видимо забыл, что я здорово изменилась с тех пор, как мы виделись с ним в последний раз. Я уже не была той упрямой и самонадеянной девчонкой, готовой надуться на любой пренебрежительный жест или неприветливое слово. Теперь я была способна многое понять, по-иному оценить и простить. Но о чем он толковал сейчас, я не могла уяснить. Одно я с огорчением признала: он действительно не хотел меня видеть. Ладно. Гордость я запрятала подальше. В конце концов, как равная по рангу я имела право знать, что творится в голове моего соседа и, самое главное, что у него на сердце.
— Я хочу выяснить, что твориться с тобой, потому что мне необходимо знать, что происходит в соседнем мире! — перешла я на резкий тон.
— А что там происходит? — безразлично переспросил Гавр.
— Ты совершенно запустил наместничество. Твои границы открыты, твой народ живет, как ему вздумается.
— Мой народ, как ты выразилась, не нуждается во мне.
— С чего ты взял?
— Ты это и сама понимаешь, не притворяйся. Они и до титанов жили так, как сейчас. Без всяких правителей. И сейчас не пропадут, им даже лучше будет.
— Знаешь, что?! Ты становишься опасным для своих соседей.
— Так это тебя волнует?
— Признай: это уже достаточная причина для волнений.
— А ты процветаешь, — произнес он с изумившей меня какой-то детской завистливостью.
— Не я, а Медные Горы. О себе я бы этого не сказала.
— Отчего же? Что мешает тебе процветать?
Все это время он не отводил взгляда от чрева камина, давно уже, судя по всему, не топившегося. И разговаривал будто не со мной, а с кем-то, кого представлял себе в этот момент. Почему-то я решила быть жестокой:
— Заботы — вот, что мешает мне успокоиться и почивать на лаврах. Если ты думаешь, что я впала в депрессию и апатию после того, как ты меня бросил, то ты ошибаешься!
— Я тебя бросил? — со спокойным удивлением обернулся он ко мне.
— Разве нет? Это ты повернулся ко мне спиной. И привез эту девчонку. И вообще… Теперь уже все равно.
— Все равно, — эхом отозвался он и снова отвернулся.
— Теперь это не имеет значения. Я бы не отстала от тебя, пока не узнала, в чем дело. Мне известно, что ты очень изменился после того, как побывал в болотах у бенши. Я даже помню нашу последнюю встречу. Знаешь, я готова даже у них самих спросить, честное слово, чем они затуманили твои мозги. Но сейчас мне некогда. Я спешу в Гиперборею. Но я скоро вернусь, и вот что: подготовь для меня более внятный ответ на вопрос: какого черта?!!
— Кстати о черте, — вдруг встрепенулся он, будто из всего моего монолога только и расслышал, что последнее слово. — Я слышал, ты возишься с этим мальчишкой, внуком ведьмы?
— И что?
Этим своим неожиданным интересом он выбил меня из решительного настроя.
— Не отдала его няне. Сама занимаешься воспитанием?
— Почему ты спрашиваешь?
— Хочу выяснить одну вещь: в тебе проснулся материнский инстинкт?
Может быть, в его тоне и не было издевки, может быть, мне лишь показалось. Возможно, я сама слишком часто думала об этом. Но он меня задел за живое. Красноречие мое иссякло совсем. Я несколько раз набирала воздуху в грудь, чтоб ответить, но не находило никаких слов. Наконец я вымолвила:
— Увидимся, — и поспешила выйти на воздух.
Мне хотелось еще сказать, что разговор наш не окончен, и я даже приостановилась на пороге. Но передумала. Повисший вопрос открыл совершенно бездонную пропасть между нами. Может быть, мне и возвращаться сюда больше не стоило, не беспокоить его больше? Но почему он спросил меня о материнстве? Раньше его это никогда не интересовало. Что же с ним происходит?
Он не обернулся даже, словно такой реакции и ожидал, не удивился, не попытался выяснить, какая меня укусила муха. Я возвращалась на воздух из затхлости и неразберихи. Осталось только щемящее чувство недосказанности и повисшего вопроса. Но я тут же дала себе зарок выяснить все до конца по возвращению из Гипербореи. И потому замедленный шаг мой на лестнице перешел в решительный.
ГЛАВА 4
Никто из нас не знал дороги в Гиперборею. Я же знала только то, что нужно двигаться на север. Спросить у Гавра я забыла, да и не стала бы, из-за гордости своей. В любом случае на севере, кроме Гипербореи больше не было ни одного государства. Даже идя наугад, не ошибешься.
Чертенка я оставила с Матушкой. С ним, о счастье, остался и Бес. Думала еще: брать ли с собой Сиби и Камира, не отправить ли их назад домой. В этих широтах их боевые навыки, обретенные в горах, вряд ли сослужили бы службу. Но я не думала тогда, что мне может что-то угрожать. К тому же со мной были Троя и Шабур. Тем не менее, я все-таки взяла гвардейцев с собой. Пока до границы. Я собиралась отправить их оттуда домой своим обычным способом с той целью, чтобы они доложили о нашем благополучном перемещении через Дремучий Мир. Хотя попросту, я собиралась избавиться о необходимой свиты, которая была для меня лишь обузой.
А в сердце поселился червь. Он так и грыз меня, а мысли о странном поведении Гавра не оставляли меня ни на минуту. Я просто не могла, как ни старалась, от них избавиться. Потому и молчала всю дорогу. Троя и Шабур не беспокоили меня, занимаясь осмотром местности. Они всегда должны были быть начеку, я могла на них положиться. И гвардейцы молчали, так им полагалось.
Я знала еще кое-что: на северной границе Гавр держал охрану, хотя она никогда не считалась неспокойной. Гипербореи были мирные, свободные, и у них не было наместника. Казалось бы, чего опасаться? Но видимо у наместника Дремучего Мира были на то свои соображения. Так вот на протяжении всей границы стояли заставы, на каждой из которых служил один единственный пограничник. Зато какой! Волота я видела лишь однажды, когда один из них, отлучившись с границы, приходил к Гавру. Тогда дремучие говорили, что вести должны быть очень важными, чтоб волот оставил пост и пришел самолично, а не отправил их с голубиной почтой или посыльным. Я не знала, что он сообщил тогда Гавру. Я никогда не спрашивала его в ту пору о делах. Но вид этого существа мне надолго запомнился.
