Роберт Говард - КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ
— А сейчас оседлаем верховую лошадь, она быстрее любого из скакунов, взращенных в конюшнях смертных,— сказал Хемса.— Будем в Афгулистане еще до рассвета.
4 ВСТРЕЧА НА ПЕРЕВАЛЕ
Деви Жазмина не могла припомнить ни одной подробности своего похищения. Внезапность и быстрота происходящих событий ошеломили ее, в памяти остались только отдельные моменты: объятия могучих рук, горящие глаза похитителя и его дыхание, обжигающее шею. Прыжок через окно на зубцы стены, бег по ступеням и крышам, парализующий страх высоты, ловкий спуск по канату, привязанному к зубцу (похититель спустился по нему в мгновение ока, перебросив онемевшую жертву через плечо),— все это оставило в памяти Деви лишь невыразительный след. Немного лучше она помнила быстрый бег человека, который нес ее с легкостью, тень деревьев, прыжок в седло дико ржущего балканского жеребца. Потом была бешеная скачка и стук копыт, высекающий искры на каменистой дороге, ведущей через предгорья.
Когда она вновь обрела ясность мысли, внутри закипели ярость и стыд. Она пребывала в отчаянии. Правители золотых королевств на юге от Химелии почитались почти как боги, а она ведь — Деви Вендии! Безудержный гнев взял верх над страхом. Девушка разъяренно вскрикнула и стала вырываться. Она, Жазмина, переброшена через луку седла горского вождя, словно обычная девка, купленная на торжище! Конан только обнял ее покрепче, и Жазмина впервые в жизни подчинилась силе. Конан взглянул на нее и широко улыбнулся. В свете звезд сверкали белые зубы. Свободно опущенные поводья лежали на развевающейся гриве жеребца, который мчался по усеянной валунами дороге, напрягая в последнем усилии все мускулы и сухожилия. Но Конан без труда, почти небрежно, удерживался в седле.
— Пес! — выкрикнула Жазмина, пылая от гнева, стыда и бессилия.— Ты имеешь дерзость… смеяться! Заплатишь головой! Куда меня везешь?
— В деревню афгулов,— ответил тот, оглядываясь через плечо.
Вдали, за пригорками, которые они проехали, на стенах крепости мелькали огоньки факелов; он заметил также отблеск света, значит, открыли большие ворота. Конан громко засмеялся, смех его звучал, как рокот водопада.
— Губернатор выслал в погоню за нами конников,— сказал он с насмешкой.— О Кром, прихватим их на маленькую конную прогулку! Как ты думаешь, Деви, поменяют они семерых горцев на кшатрийскую княжну?
— Скорее вышлют армию и повесят тебя вместе с твоим демоновым племенем,— разозлилась она.
Он радостно засмеялся и, усаживаясь удобнее, сильнее прижал ее к себе. Но Жазмина сочла это новым оскорблением и возобновила борьбу, пока не пришла к выводу, что попытки освободиться только смешат его. Кроме того, от возни воздушные, развевающиеся на ветру шелковые одежды были в ужасном беспорядке. Она решила: лучше хранить надменное спокойствие — и погрузилась в гневное молчание.
Но гнев сменило удивление, когда они достигли выхода в долину Забар, зияющего, словно брешь, в темной стене скалы, которая загородила им дорогу. Казалось, какой-то гигантский нож вырезал проход в сплошной скале. По обе стороны вознеслись на сотни футов крутые склоны, пряча выход в долину в кромешной тьме. Даже Конан не мог разглядеть в темноте ничего, но, зная, что за ним погоня из крепости, и помня дорогу наизусть, он не придерживал коня. Огромный зверь еще не выказывал признаков усталости. Словно молния, они промчались через долину, взобрались на хребет. Затем переправились через ущелье, где предательский сланец провоцировал на неосторожный шаг, осыпаясь на дорогу.
В густой темноте Конан не мог заметить засаду, устроенную забарскими горцами. Они с Жазминой как раз проезжали возле темного проема одной из боковых балок, когда в воздухе просвистело копье и с глухим звуком вонзилось в круп мчащегося коня. Огромный жеребец споткнулся, пронзительно заржал и на всем скаку рухнул на камни. Но Конан, заметив летящее копье, отреагировал с быстротой молнии. Он соскочил с падающего коня, держа девушку в объятиях, чтобы она не поранилась о сланец. Приземлился на нога, втолкнул пленницу в расщелину и обернулся, выхватив кинжал.
Жазмина, сбитая с толку внезапностью событий, не понимая, что, собственно, произошло, увидела нечто черное, появившееся из темноты, услыхала топот ног на скале и шорох осыпающихся камешков. Заметила блеск стали, короткий обмен ударами, и в темноте раздался ужасный хруст, когда Конан размозжил противнику голову.
Киммериец отпрыгнул и притаился под скалой. В темноте слышалось какое-то движение, и вдруг зычный голос заревел:
— Что такое, псы? Хотите улизнуть? Вперед, проклятые! Взять их!
Конан вздрогнул, глянул в темноту и закричал:
— Яр Афзал?
Раздались удивленные возгласы и тихий вопрос:
— Конан, ты?
— Да! — засмеялся киммериец.— Иди сюда, старый бандит. Я убил одного из твоих людей.
Между скал началось замешательство, мелькнул огонек, выросший в светлое пламя факела, и, мерцая, стал двигаться к ним. По мере того как он приближался, все яснее в темноте проступало бородатое лицо. Человек, державший факел, поднял его повыше и вытянул шею, вглядываясь в сланцевый лабиринт, в другой руке он держат огромную кривую саблю. Конан вышел вперед, пряча кинжап, а незнакомец, завидев его, радостно рявкнул:
— Да это Конан! Выходите из-за скал, псы! Это Конан!
В круге света появились и остальные: дикие бородатые оборванцы с угрюмыми взглядами, с длинными ножами в руках. Жазмину они не заметили, киммериец заслонил ее своим могучим телом. Выглядывая из-за его спины, девушка впервые за эту ночь ощутила, как по телу поползли от страха мурашки. Эти мужчины походили скорее на волков, чем на людей.
— На кого ты охотишься ночью, Яр Афзал? — спросил Конан здоровяка, который, словно бородатый вампир, ощерил зубы.
— Кто знает, что может попасться в темноте? Мы, вазулы,— ночные птицы. А как твои дела, Конан?
— У меня пленница,— ответил киммериец и, отодвинувшись в сторону, открыл съежившуюся Жазмину.
Протянув длинную руку в расщелину, он вытащил дрожащую вендианку.
Жазмина потеряла прежнюю величавую осанку. С опаской поглядывая на кровожадные лица, испытывала подобие благодарности к человеку, который властно обнимал ее.
Кто-то поднес поближе факел, стало слышно шумное сопение, при виде девушки у горцев перехватило дух.
— Она моя пленница,— предостерег Конан, многозначительно поглядывая на лежащего за кругом света человека, только что убитого им — Я ехал с ней в Афгулистан, но вы убили моего коня, а за мной — кшатрийская погоня.
