Ира Аллор - Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды
Аллор спрыгнул на землю и скользнул к воротам Черной твердыни — помедлил мгновение у входа — и вошел внутрь.
Лестница, казалось, уходила в бесконечность. Наконец показалась дверь в тронный зал Темного Владыки: высокие своды, поддерживаемые изящными колоннами черного гранита, стрельчатые оконные пролеты, факелы, горящие бледно-зеленым, ничего особо не освещающим светом, — мрачно, но по-своему красиво.
На высоком троне из черного дерева, инкрустированного мифрилом, восседал Темный Властелин — темная фигура причудливых изменчивых очертаний, огромная и грозная.
В памяти кольценосца промелькнуло «возвращение» — стремительный подъем из огненной бездны и — толчок, подобный пробуждению ото сна, а над ним — невыразимая сущность, казалось, поглощающая всякий свет, парализующая страхом и непреклонной, недоброй волей.
— Вот ты и появился — долго же пришлось ждать, — раздался леденящий голос.
— Слушаю, Господин.
— Это я хотел бы тебя послушать. Как успехи? Где Хранитель? Ты нашел его наконец?
— Разумеется…
— Ну?!! Снова упустили? Ты упустил!
— А кто виноват, что глупые лошади понесли, а убиенный некогда Глорфиндейл опять объявился, и в столь неподходящий момент?
— Это я и без тебя давно знаю. А вот потом? Зачем вам драконов дали? Для праздных путешествий? Гондорцев пугать?
— Похоже, что так. Разглядеть кого-то сверху, да еще если он не надевает Кольцо…
— Значит, пешком ходите!
— Но ведь вы сами приказали наступать на Гондор — кто я, чтобы нарушать приказ?
— Я тебя не для того возвращал, чтобы в войну играть, — да это, насколько я помню, и не твое амплуа, — а чтоб ты искал этого пресловутого кольценосителя!
— Ангмарец тоже мог мне приказывать…
— Ангмарца больше нет, ты давно расстался с ним!
— Сначала его еще надо было похоронить.
— О Мелькор всемогущий, какая щепетильность у Еретика! Скопище добродетелей! Ты лучше расскажи, о чем вы беседовали с Гэндальфом Белым на Пеленорской равнине?
— Обсуждали последнюю премьеру Гондорского Большого театра.
— Ну и как нашел ее бывший арбитр изящества?
— Несколько эклектичной — все же конец эпохи, декаданс…
— О, конечно, двум интеллектуалам и ценителям было о чем поговорить. Опять издеваешься?! — не выдержал Саурон. — Какой театр?! О чем вы договорились? Что он тебе наобещал? Лучше сразу скажи.
— А что я могу сказать? Вы же можете почитать мои мысли, Господин…
— Спасибо, подсказал, а то я бы ни за что не догадался. Впрочем, слишком много придется возиться, чтобы из того мусора, которым забито твое сознание, извлечь что-нибудь путное! Ты уж поведай сам, по-хорошему…
— Боюсь наскучить вам, Господин. — В голосе назгула уже явственно проглядывала ирония.
— Ах ты… дошло-таки! Майарский ублюдок! Думал, я тебе за красивые глазки кольцо давал, восхищенный твоими салонными подвигами?! Вот уж действительно, овчинка выделки не стоила! Что ты там еще задумал? Опять бунтовать? Тебе кажется, что я это так оставлю?
— Призраки не способны галлюцинировать. И что еще ты можешь со мной сделать?
— Не беспокойся, на то, чтобы с тобой управиться, сил хватит! Но… — Голос Темного Владыки как-то надломился. — Зачем ты это все? Ведь мы же были друзьями. Сколько ночей провели в беседах, сколько вина вместе выпито… А как насмехались над маразматиком Ар-Фаразоном! Я так устал сейчас… Мне, что ли, легко? Облик вон дивный — и тот утратил. А ты меня еще добиваешь, предаешь… Это не оскорбляет твое чувство прекрасного? Все против меня, и ты заодно? А казалось, ты способен мыслить самостоятельно, чем и гордишься. А о товарищах подумал?
— Это касается лишь нас самих. Но я тронут таким уважением к моей скромной персоне, позволяющим тебе наносить удары ниже пояса; впрочем, если ты полагаешь, что я ненавижу тебя, то глубоко заблуждаешься, — мне действительно так казалось раньше, но сейчас осталось только сожаление. Зачем тебе кольцо, Гортхауэр? Что ты с ним будешь делать? Средиземье завоюешь? А дальше — что?
— Я смогу все! Я… я смогу вернуть тебе жизнь, отпущу на свободу. — («Дался ты мне, в конце концов», — сказал Саурон про себя) — Ты же помнишь, какой я был — я всегда понимал тебя, уважал твою независимость — я помогу тебе. Ты будешь моим заместителем, моей правой рукой (или левой, как тебе будет угодно).
— Благодарю за оказанную честь. Но жизни мне не надо — я лишился самого дорогого — мне нечего терять.
— Ты не простил мне — этого. Но я постараюсь загладить свою вину — у тебя будет новая жизнь, придет новая любовь. Ты же знаешь, что такое смерть — видел ее. Ты готов на это еще раз? Но на этот раз никто оттуда тебя не вытащит.
— Это уже мое личное дело. Спасибо за заботу, Господин Учитель, — показал, научил. А так… я прекрасно помню, каким ты был, и вижу, каким — стал. И мне жаль тебя.
— Меня — жалеть?!! — рассвирепел было Владыка, и вдруг… Они оба почувствовали Единое. Совсем рядом. Страшное озарение пришло к Саурону. — Так вот оно что?!
И полетели мысленные приказы к семи оставшимся:
— Задержать! Перехватить! Отобрать!
— Они далеко, им не успеть.
— А ты куда собрался? Стой, где стоишь!
— Мне показалось, что наша беседа окончена.
— Так ли? — Мощный волевой поток, как черная река, устремился навстречу назгулу — и остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду, разбиваясь на два рукава, огибающих ее.
Две воли столкнулись в тронном зале тьмы: древняя, державшая в трепете Средиземье не одну эпоху, и недавно проснувшаяся, обретенная и закалившаяся в пламени преисподней.
«Какого цвета были ваши глаза? — Синие, синие»…
Черная волна явно теряла силу — и сошла на нет. (Кольцо, сила моя, власть моя… в порошок бы стер наглеца!)
— Вот так… Прощай, Гортхауэр. — Аллор достал моргульский клинок и переломил о колено, бросив обломки под ноги Саурону. — Я прощаю тебя, — и, развернувшись, направился к выходу.
— Будь проклят ты, Еретик! — громом прозвучало под темными сводами, и багровая молния устремилась вслед уходящему.
Увернувшись едва уловимым движением, улайири бросил через плечо:
— Зря вы так. Надо уметь проигрывать. — И вышел, слившись с тьмой дверного проема.
* * *
Теперь — к Ородруину. А может, к морю — и пусть разбираются сами. Или просто присесть на широкие ступени Барад-Дурской башни — ждать… Что будет со мной… с нами? Освобожденные Арагорном мертвые… Мы — такие же — почти… Откуда-то пришла неуверенность, затем — страх. Небо нависло над головой, словно крышка гроба, обитая тусклыми, ржавыми гвоздями звезд.
— Пока существуют твои душа и память, у нас есть надежда, — сказала когда-то полюбившая тебя милая девчонка. Могла ли она знать, о чем говорит? Так ли это? Или и впрямь посетило ее пророческое предсмертное озарение?
