Мойра Янг - Хроники песчаного моря
На мое счастье, отпечатки копыт ведут на северо-восток. Туда же, куда идем и мы. Наша первая удача.
— Пошли, Эм, — говорю я. — Давай живее.
Я не делаю ей никаких поблажек, иду быстро. Останавливаться некогда. Нельзя терять время.
Эмми еле поспевает следом, бежит вприпрыжку, котомка болтается за спиной. Нерон летит впереди.
Брата провезли здесь. По этой же дороге.
Лу первый. Всегда первый, а я уж следом. Я его догоню. Всегда догоняла.
Я найду тебя. Куда бы тебя ни увезли, я найду тебя. Клянусь.
Я ускоряю шаг.
* * *Полдень. Второй день пути.
Мне хочется орать без удержу. Хочется бежать стремглав. Только ничего не выходит.
Эмми.
Из-за нее мы еле плетемся.
Эх, оставить бы ее на обочине. Забыть навсегда и не вспоминать. Да пропади она пропадом! Нет, нехорошо так думать. Нельзя так думать. Это плохо. Она моя единокровная сестренка. Родня моя, такая же, как Лу.
Нет, не такая же, как Лу.
Лу единственный.
Никто не сравнится с Лу.
Такого больше нигде нет.
Мы доходим до купы полузасохших сосен.
Следы копыт здесь сворачивают с тропы и направляются строго на север.
— Погоди-ка, — говорю я Эмми.
Я иду по следам на твердой выжженной земле. Вскоре появляется колючая жухлая трава, отпечатков копыт на ней не видно. Ладонью прикрываю глаза от солнца и всматриваюсь в даль. За полосой жухлой травы начинается безмерная голая равнина. Пустое пространство. Пустыня. Я никогда здесь не была, но я знаю, что это.
Песчаное море.
Зловещее пристанище гиблых ветров и блуждающих песчаных дюн. Безжалостная земля. Земля, полная тайн.
До рождения Эмми, еще когда Ма была жива, когда все были счастливы, Па частенько рассказывал нам с Лу про Разрушителей. И про Песчаное море тоже. Он рассказывал, как блуждающие дюны засыпали поселения так, что ни следа не оставалось. Бури со временем передвигали песок на новое место. Вновь показывались хижины, нетронутые, только людей нет. Умерли все. Исчезли, даже костей не осталось. Обратились в песчаных духов, которые воют по ночам и оплакивают свои потерянные жизни. Па стращал нас, когда мы не слушались, грозился отвести в Песчаное море да там и бросить.
Я складываю камни горкой, помечаю место. Возвращаюсь на тропу.
Эмми сидит в пыли на обочине. Сгорбилась, склонила тонюсенькую шейку. Ботинки скинула. Короткие русые волосы торчат спутанными клоками. Прямо не ребенок, а птенец какой-то.
— Надо идти дальше, — говорю я и хмуро гляжу на нее.
Такую худышку одной оплеухой переломишь. От этой мысли мне все внутренности выворачивает. Эмми в жизни никто пальцем не тронул, а я на нее руку подняла. Лу бы такого не сделал. Что бы ни случилось. Никогда в жизни. Ох и разозлится он, когда узнает!
Я наклоняюсь к Эмми.
— В чем дело? — спрашиваю.
Присматриваюсь. Она стерла пятки до крови.
Конечно, она же никогда так далеко не ходила. Больно-то как! Но молодец, всю дорогу терпела, даже не пикнула.
— Чего молчала? — говорю я.
— А чтоб ты не орала, — отвечает Эмми.
Я разглядываю худенькое личико сестры. Слышу голос Лу в голове:
Ей всего девять лет, Саба. Будь с ней поласковей.
— Надо было сказать, — ворчу я.
Промываю ссадины, перевязываю ступни чистыми лоскутами.
— Вот так лучше, — говорю я. — Хватай меня за шею.
Беру Эмми на руки и несу. Только девятилетнюю девочку, пусть даже и тощую, долго не потаскаешь, руки отвалятся. А мне еще и припасы волочь. Вот и приходится бедняжке Эмми идти через силу.
Ночью она тихонько хнычет.
У меня сердце рвется на части. Я осторожно глажу ее по плечу. Она сбрасывает мою руку и отворачивается.
— Ненавижу тебя! — кричит Эмми. — Лучше бы тебя убили, а не Па!
Заворачиваю голову плащом, лишь бы не слышать ее всхлипов.
Путь нас ждет дальний.
Я должна найти Лу.
* * *День третий. Рассвет.
Я промываю Эмми кровавые мозоли на пятках. Мы отправляемся в путь. Сестренка делает шаг и падает. Ходок из нее сегодня никакой. Ничего удивительного. Я беру ее на руки и осторожно укладываю на траву, в тень.
Провожу рукой по волосам. Смотрю в небо. Хочется кричать, бегать кругами или делать что угодно, только бы избавиться от напряжения, которое накопилось внутри. Я пинаю землю, большой палец на ноге саднит. Я чертыхаюсь.
— Саба, я не нарочно, — шепчет Эмми.
Надо бы ей улыбнуться, сделать вид, что это не важно, но у меня не получается. Я отворачиваюсь.
— Ты не виновата, — говорю я. — Мы что-нибудь придумаем.
Все утро я сооружаю волок. Нахожу ветки попрочнее, срезаю две жерди. Кладу их на землю, сплетаю между ними короб из упругих прутьев, крепко обвязываю веревкой из крапивы. Потом делаю наплечное ярмо, оборачиваю лямки запасными рубахами. Тащить волок будет легче.
К полудню волок готов. Усаживаю Эмми в короб, закрепляю там же наши котомки. Раненая правая рука все еще саднит, я перевязываю ее чистым лоскутом. Не хочу, чтобы она разболелась еще сильнее. Обматываю ладони тряпьем.
И начинаю тащить. Волок подпрыгивает на кочках, но Эмми не жалуется, не хнычет и не ноет. Крепится изо всех сил, ни звука не издает.
Солнце нещадно палит. Безжалостно. По жаре думаются жестокие мысли.
Вот если бы Эмми убили вместо Па…
Вот если бы Эмми увели вместо Лу…
От Эмми никакого толку. Нет, не было и не будет.
Она меня тормозит. А время уходит.
Шепотки в голове. Шепотки в сердце. Шепотки в усталом теле.
Брось ее… брось… уходи одна. Пусть себе остается. Умрет так умрет, не бери в голову… От нее никакого толку… Думай про Лу… Вернись туда, где следы уходят в пустыню… Иди напрямую через Песчаное море… Чужаки поскакали туда… Если идти быстро, скоро нагонишь их…
Я вздрагиваю. Закрываю уши. Не хочу слушать всякие нашептывания. Ни за что не брошу Эмми. Приведу ее к Кривому ручью и оставлю с Марси.
Лу наказывал, чтобы я за ней присматривала. Вот найду его, скажу, что с Эмми все в порядке. Что я о ней заботилась, как и он.
Тяну волок. Думаю о том, где теперь Лу, скучает ли по мне. Я по нему скучаю, сил нет.
Мне его не хватает так, что все тело ноет. Как будто внутри и вокруг меня абсолютная пустота. Раньше ее заполнял Лу. Мы никогда не были поврозь, ни разу со дня нашего рождения. Даже до нашего рождения мы были вместе.
Пусть только попробуют тронуть его. Я их всех поубиваю, этих чужаков. Даже если они его не тронут, убью за то, что они его увели.
Плечи болят. Раненая рука ноет. Солнце палит. Стискиваю зубы, иду быстрее.
И чего это Эмми не хнычет? Не жалуется?
