Томас Мартин - Дело чести
Александер присел, выключив фонарик и стараясь не обращать внимания на мурашки, забегавшие по спине и рукам. Итак, гипотеза, что парень просто чокнутый, летит к чертям. Уилкинсон явился сюда, прекрасно зная, что ищет, опознал находку с первого же взгляда и не очень-то ей обрадовался.
Возникает вопрос: что может быть общего у студента из Олбани с демоническим всадником из Колорадо? Александер не без труда поднялся на усталые ноги; здесь ответа все равно не найдешь. Только Уилкинсон и демон, за которым он охотится, знают, что к чему. Скривившись в предвкушении долгой пешей прогулки, Александер зашагал обратно к машине.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Стоя на вершине древнего ацтекского храма, Белеверн ждал нужной минуты. Облачение из перьев, весьма непохожее на его обычный наряд, было надето колдуном не без умысла. Сегодня день новолуния, скоро солнце взойдет в зенит, и Сила, пронизывающая храм, достигнет своего пика. Позади него стояли трое старших кайвиров, тоже облаченных в пернатые одежды.
Белеверну очень повезло, что во время первого же визита на Землю удалось наткнуться на этот храм. Он до сих пор не забыл, как вынырнул с Серой Равнины на вершине опутанного лианами холма и ощутил темную Силу, пульсирующую под ним. Даже смог тотчас же призвать к себе кайвиров, почти истощив остатки имевшейся Силы.
Теперь холм раскопали, и древний храм открылся во всем своем великолепии, а никарагуанские джунгли вокруг пирамиды потеснились почти на пятьсот футов. Восстановленный храм стал прекрасной оперативной базой да вдобавок источником Силы, столь редкой на Земле.
И Сила эта возрастает. В каждое полнолуние и новолуние на вершине храма приносится в жертву по четырнадцать человек. В дни весеннего равноденствия и летнего солнцестояния это число было удвоено. Свежая кровь запятнала древний алтарь, вновь служащий для жертвоприношений Солнцу.
Белеверн бросил взгляд вниз, на лагерь, примостившийся у основания пирамиды, где стояли в ожидании двадцать пять грузовиков с обтянутыми брезентом кузовами, накрытых камуфляжной сетью. Это последняя переброска груза. Дальнейшая часть плана будет приведена в исполнение, когда восстановится Сила, источаемая храмом.
Сегодня будет принесено удвоенное количество жертв, дабы извлечь Силу, необходимую для ритуала. Белеверн подсчитал, что необходимую прибавку дало бы присовокупление всего шести человек, но решил, что лучше перестраховаться, — в конце концов излишки только поднимут фоновый уровень здешней Силы.
Луч солнца наконец-то упал на алтарь — час настал…
Мария Гонсалес была напугана, несмотря на зелья, которыми ее напоили древние жрецы. Уже почти месяц, как ее захватили в плен чужие солдаты в Гватемале. Родителей и старших братьев девушки убили у нее на глазах во время нападения на их деревню.
Марию же вместе с остальными уцелевшими жителями деревни привезли в этот поселок, построенный у подножия древнего храма. Здесь ее заставили работать на солдат кухаркой, служанкой и… проституткой.
Ее лицо и тело всегда покрывали синяки и порезы. Она уже не кричала, когда ее били или швыряли наземь и насиловали. Крики только вредили. После криков ее били дольше и изощреннее. Она плакала только поздно ночью, когда солдаты засыпали и никто не мог ее услышать, — тогда это было уже безопасно.
О побеге она подумала лишь однажды, когда их только-только привели сюда. Но им показали демонов, обитающих в джунглях. Жуткие твари, вроде больших обезьян. Взяв одного парнишку из их Деревни, солдаты швырнули его демонам. С той поры вопли мальчика, раздираемого демонами в клочья, каждую ночь преследовали Марию в кошмарах. А ведь на его месте могла оказаться и она…
Поэтому она смирилась со своей участью, покорно делая все, что велено, и ненавидя себя за это. Будь мама жива, она бы постыдилась за свою дочь.
Но сегодня утром все было иначе. Нынче утром ее не отправили готовить еду для солдат, а повели к подножию древнего храма. Там мужчина в змеиной маске и одежде из перьев заставил ее выпить горькую воду.
После этого сознание будто угасло. Боль от порезов и синяков тоже угасла. Рядом с ней были и другие односельчане, сидевшие у подножия древнего храма.
Им разрешалось пить горькой воды, сколько пожелается. Солнце мало-помалу поднималось, становилось жарко, и Мария охотно пила, когда ей предлагали. И с каждым глотком уставала все сильнее, теряя способность думать или вспоминать.
Должно случиться что-то дурное. Она знала, что должно случиться что-то дурное, но даже страх не мог вывести ее из состояния одеревенения, вызванного зельем.
Потом, когда солнце поднялось совсем высоко, пришли солдаты и подняли ее под мышки. Мария попыталась сопротивляться, или только хотела попытаться, но одурманенное тело не слушалось. Ее потащили по лестнице пирамиды на самую вершину древнего храма. Там ждал человек в одежде из перьев и золотой маске, сверкавшей, как солнце. Двое других в нарядах из перьев взяли Марию у солдат и сорвали с нее одежду. Потом вдвоем подняли и возложили на алтарь.
Мария подняла глаза на золотую маску. Жрец занес нож, и она поняла… поняла, что сейчас умрет. Древние заберут у нее жизнь — точь-в-точь как сулила мама, когда Мария плохо себя вела.
Она пыталась крикнуть, но с губ сорвался лишь слабый стон. Пыталась сопротивляться, но смогла лишь мотнуть головой.
«Матерь Божья! — думала она. — Не позволяй им убить меня, пожалуйста».
Лишь когда нож опускался, из глаз ее наконец заструились слезы. «Нет, пожалуйста! — беззвучно кричала она. — Непорочная Дева, мне ведь только четырнадцать! Пожалуйста!»
Белеверну понадобилась всего пара секунд, чтобы вырвать сердце из груди женщины и швырнуть его на горящие угли. Он спешил принести все двадцать восемь жертв, прежде чем солнце покинет алтарь. И с каждой жертвой доступная ему Сила крепла, возрастая до уровня, привычного колдуну в родном мире. Когда последнее человеческое сердце было предано огню, Белеверн сошел с алтаря.
Его сознание овладело Силой, преобразив ее в поток энергии. Направляемая его волей Сила пробила барьер, отделяющий реальность от Серой Равнины, и, оставляя за собой сквозящий след, устремилась на поиски родного мира Белеверна.
Поток достиг цели задолго до того, как его источник начал иссякать, но радоваться Белеверну было пока некогда. Ему нужно было поддерживать эту ниточку, протянувшуюся к родному миру, пока она не станет прочнее.
Наконец он ощутил, как связь крепнет, потому что все кайвиры в Морваноре — и мастера, и ученики — вливали в нее свою Силу. Белеверн принялся расширять канал, и внизу, у края расчищенного участка к северу от ацтекской пирамиды, появился портал.
