Ольга Григорьева - Найдена
– А-а-а!!! – Крик боли и ужаса преодолел крепкие стены избы и заметался в сенях.
– А-а-а-а! – вторя неведомому крикуну, завопила я.
Тень у порога развернулась и прыгнула ко мне. Ее длинная рука поднялась под потолок и полетела вниз. Бух!
Я вовремя скатилась на пол. Рука оказалась мечом. Лавка хрустнула и сломалась. Мне в лицо полетели щепки. Меч еще раз поднялся…
– А!.. – Голос кончился.
Дверь за спиной нападавшего распахнулась. На пороге появился человек. Большой, грузный… Тысяцкий Улеб! В его руке покачивался топор.
– Помоги… – попыталась просипеть я и вдруг поняла, что тысяцкий никому не в силах помочь. Из его плеча била струя крови, выпученные глаза смотрели в пустоту, а из живота выползало что-то дымящееся… Меня замутило. Содрогаясь от ужаса, я заскребла пальцами об пол. «Старик! Старик! – выло внутри. – Где же Старик?! Он должен увести меня из этого ада!»
– Ы-ы-ы, – заметив напавшего на меня ночного «гостя», завыл Улеб и взмахнул топором. Меч парировал удар. Поскуливая, я вжалась в половицу.
Кровь Улеба попала на мою шею. Горячие капли поползли за шиворот.
– Умри! – человеческим голосом выкрикнул ночной нелюдь. Первым упал топор Улеба… Я поползла прочь, и тут сверху на меня обрушился сам тысяцкий.
Пелену беспамятства прорвали громкие голоса.
– Выноси их на двор, грузи на телеги, – командовал кто-то. Голос показался знакомым. Боясь шевельнуться, я чуть приоткрыла глаза. Теперь ночные тати не боялись и вовсю палили факелы. Это оказались не кромешники и не вурдалаки, а обычные воины-наемники. Мимо моего лица протопали обутые в мягкие кожаные сапоги ноги. Я поспешно закрыла глаза. Рядом что-то шлепнулось, послышался стон.
– О черт, живой! – зло сказал незнакомый голос. Я сжалась. Шаги приблизились, коротко свистнул меч, и захрипел умирающий человек.
– Все, – отчитался перед кем-то неизвестный убийца и ушел. Я опять разлепила ресницы и различила в проеме распахнутых настежь дверей темные фигуры. Мужские и женскую. За ними во дворе шевелились еще какие-то тени.
– Я выполнил приказ князя, – грубым мужским голосом произнесла женщина. – Могу ли я уйти?
Она говорила напевно, словно священник… И одежда…
«Это не платье, а ряса! – догадалась я. – Но разве священник допустил бы такое?»
– Э-э-э, нет, игумен, – со смешком ответил один из воинов. Я узнала голос Горясера. Откуда он здесь? И где же Старик?!
Монах что-то злобно прошипел и шагнул на крыльцо.
– Стой, Анастас! – негромко проговорил наемник. – Ты привел нас сюда, и ты посмотришь в лицо каждого из мертвецов. Или присоединишься к ним.
– Святополк не позволит этого!
– Глупости! Святополка не огорчит твоя смерть, игумен…
Монах вздохнул и попятился назад.
– За что? – пробормотал он. – Почему ты так ненавидишь меня?
Под ногами наемника заскрипели ступени. Уходит?
Я боялась повернуть голову, чтоб проверить. Приходилось доверять слуху.
– Я служу, игумен, – сказал Горясер. – А мертвых ты должен опознать для князя. Он хочет убедиться, что все его враги мертвы. Я их не ведаю, а ты знаешь… Так-то. И никакой ненависти…
Голос наемника затих. Ушел?
– Еще вспомнишь меня, волчий сын, – прошипел монах сквозь зубы, а потом крикнул на двор: – Что вы там копаетесь?! Тащите тела из дому, да поживее!
Тела? Я скосила глаза. Рядом, раскинув руки, лежал незнакомый молодой парнишка. Из его перерезанной шеи толчками выходила кровь. Справа от него, утопив пальцы в разорванном животе, скорчился Улеб. К горлу подкатила тошнота. Ощущая на щеке корку засохшей чужой крови, я закрыла глаза.
– Первым вынеси боярина, – сказал Анастас. Надо мной засопели.
– Тяни его! Здоровый, гад… – зашелестели чужие голоса.
Наверное, сапоги Улеба были окованы железом. Они скребли пол пятками, словно когти неведомого зверя.
– Теперь девку!
– Хорошо…
На мое лицо упала тень.
– А девка-то хороша, – сказал кто-то.
– Какова бы ни была, тащи ее отсюда.
Чужие руки схватили меня за плечи и приподняли… Притворяться мертвой я не умела.
– Старик! – Я извернулась, вскочила и бросилась к выходу. Мимо промелькнуло изумленное лицо монаха и его раскрытый в крике рот.
– Держи девку!!!
Я кубарем слетела по ступеням и метнулась к спасительным воротам. Заперто! Мельком взгляд зацепил стоящие во дворе повозки. Одна, другая… На них запрокинутые к небу окровавленные лица, белые руки, искромсанные тела…. Женщины, дети… Отдельно – бояре… Враги князя Святополка…
– Держи!!!
Я заметалась между телегами. «Господи, Господи», – шевелились мои губы. Я обогнула одну из подвод, поскользнулась и упала на колени. Все. Конец.
Взгляд впился в лицо свесившегося с подводы мертвеца.
– Старик? – медленно узнавая знакомые черты, прошептала я.
Он лежал, молитвенно сложив руки на груди, спокойный и тихий, будто спал. Только лицо у него было непривычно белым, а губы потрескавшимися и тонкими. И еще – борода. Я помнила: она была седой, а теперь стала темно-красной, словно…
– Старик!!! – тычась в эту красную бороду, завыла я. На миг забылись преследователи, их вожак и предатель игумен. Старик умер. Его убили… Убили по приказу Святополка…
– Пустите девку! Кто сказал эти слова?
Я растерянно оглянулась. Горясер.
– Ты танцевала и пела нам в Ладоге? – вглядываясь в мое лицо, спросил он.
По моим щекам потекли слезы.
– Где твой отец? – продолжал Горясер.
Отец? Это он про Старика? Он спрашивает, где Старик?!
Что-то сжалось в моей груди, потом отпустило, и изо рта вырвался клокочущий звук. Затем второй, третий… Мне было уже не удержать их.
Горясер покосился на подводу, разглядел на ней Старика и вздохнул. Вряд ли ему было грустно.
– Что ты возишься с этой девкой? – недовольно спросил подоспевший Анастас.
– Крыса… – презрительно выдавила я. Игумен и впрямь походил на крысу. Тощую церковную крысу… Маленькие черные глазки, острый нос… Я стала задыхаться.
– Она все видела, – кривя губы, заявил монах. – Убей ее.
Горясер кивнул:
– Убью. Но прежде наслажусь ее телом. Ты ведь знаешь, наемники не похожи на вас, святош… – Он гадко ухмыльнулся и схватил меня за руку: – Пошли.
Я еще смеялась. Понимала, что он хочет сделать, но не было сил сопротивляться. Наемник втащил меня в дом.
– Гад, – сползая на пол, всхлипнула я. – Гад…
– Заткнись и слушай, – негромко сказал Горясер. – Твой Старик был убит моими людьми. Я не хотел этого.
Он оправдывался?
– Ты хочешь жить?
