Вадим Крабов - Точка отсчета
Шел первый год от сошествия Сумрака. Гея только-только обнаружила пятна, только-только начала согреваться, приспосабливаясь к новым условиям.
Двое высоких красавцев ростом почти в пять локтей[2] соскочили с больших белоснежных коней со странными прямыми рогами на лбах и решительно вошли в распахнутые ворота Месхитопольского храма богини Лоос. У обоих за спинами по два перекрещенных коротких меча, рукояти которых торчали над плечами. Украшений на оружии, как и на людях, не было.
Боги! Да люди ли это?
Серебристые волосы, перетянутые сплетенным из травы ободком, ниспадали на плечи. Бледные, удивительно красивые лица без растительности. Их можно было бы принять за женщин, если бы не стальной взгляд больших холодных изумрудных глаз да мужские, пусть излишне стройные фигуры.
Они шли мягкой поступью опытных воинов, один позади, чуть в стороне от другого. В них чувствовалась Сила, перемешанная с нечеловеческой грацией.
Пришельцы направились сразу в храм, проигнорировав сопутствующие постройки. Немногочисленные жрицы в ужасе разбегались, воины не обращали на них внимания. По мере восшествия по лестнице к колоннам храма в окружающем пространстве росло напряжение. При входе в алтарный зал оно чувствовалось физически, как плотный, готовый взорваться молнией воздух перед летней грозой.
Алексия, старшая жрица Месхитопольского храма, стояла перед святая святых — резной каменной чашей жертвенника в центре алтарного зала. Крыша зала в Сумеречную зиму провалилась от снега, но завалы уже расчистили, чашу помыли, и теперь естественной крышей храма являлось само небо, сегодня, на удивление, голубое. В каменном цветке лежало то, за чем пришли незнакомцы, — переливающийся всеми цветами радуги плод, похожий на спелый финик.
Алексия поняла это сразу, как только испуганные служки доложили о странных воинах. Было ли ей страшно? Еще бы! Но долг превыше всего.
Тот странный финик, который принесла Грания, молоденькая служка-первогодка, — спасение для всего культа. Едва взяв его в руки, Старшая мгновенно поняла, что с ним делать, сама богиня вдохнула в нее это знание. По крайней мере, Алексия очень надеялась, что она.
Культ богини плодородия зачах за долгий Сумрачный год. Люди отвернулись от слабой богини. Но что может вырасти холодной зимой, когда вода (где это видано!) замерзает? При чем здесь Лоос? Спросите у других богов! Люди не послушали, забыли дорогу к храму. И словно в отместку, нынешним летом без всяких молитв и пожертвований — великолепный урожай. Плод из пятна Сумерек — последняя надежда на возрождение культа, но за ним пришли воины. Жрице с ними не справиться.
Первый воин подошел к женщине на расстояние вытянутой руки, второй застыл в шаге от первого.
«Пресветлая, какие они красавцы! — невольно пронеслось в голове женщины. Заметила, несмотря на страх, стекающий между лопатками противным холодным потом. Сердце испуганным зайцем готовилось выскочить из груди. Только искренняя вера в защиту богини не давала старой жрице уйти в спасительное беспамятство. — Через мой труп, через мой труп…» — повторяла она как заклинание, опираясь для верности рукой на край чаши. Жрица в волнении не заметила, как в ответ на приближение незнакомцев от плода пошло приятное тепло.
Воин неуловимо плавным движением положил узкую изящную ладонь на голову Алексии.
«Мы пришли за плодом священного Древа Жизни, не мешай нам». — В ее голове раздался мелодичный голос. Не угрожающий, а скорее увещевающий. Так говорят с маленькими детьми.
Похоже, богиня услышала молитвы своей верной жрицы: та удивилась, но не ударилась в панику. Наоборот, успокоилась. А может, успокоилась потому, что ее не стали сразу убивать, чего она больше всего боялась. Кто знает?
— Кто вы? — хрипло, с трудом разлепив губы, произнесла Алексия.
«Мы — альганы. Волею богов мы с нашими врагами каганами оказались в вашем мире. Рано или поздно мы вернемся к себе на Землю. Отдай нам плод, и мы уйдем».
— Нет, — решительно заявила женщина и в страхе зажмурила глаза. «Прими меня, Пресветлая, в своих чертогах!» — мысленно взмолилась, готовясь теперь уже к неминуемой смерти.
Жрица не увидела, как альган, сняв руку с ее головы, просто обошел Алексию и склонился над чашей. Постоял, застыв, несколько мгновений, развернулся и вместе со вторым покинул помещение. На их лицах не дрогнул ни один мускул. Только в глазах промелькнула едва уловимая секундная грусть.
Смерть все не шла и не шла. Алексия приоткрыла глаз и с удивлением обнаружила, что осталась одна. Бросила быстрый взгляд в чашу, и… ноги подкосились, тяжесть из груди ушла, и с облегчением, с долгожданной радостью: «Теперь можно!» — упала в обморок. Перед самой потерей сознания все же успела удивиться: «Почему он не забрал плод?»
Так люди узнали названия рас пришельцев и имя их родного мира. А может, это ошибки мыслеречи и в действительности названия другие — никто этого не узнал. Больше за последующие пятьсот лет контактов с ними не было. Люди в многочисленных войнах за обладание пятнами Сумрака убедились лишь в исключительной магической силе пришельцев. У альганов — странная «живая» магия, каганов во всем слушались стихии и Духи. Про качество оружия и мастерство воинов лучше промолчать. Стыдно за благословенную Гею.
Возможно, если бы жрица отдала плод, все пошло по-другому. Альганы стали бы общаться с людьми, поделились знаниями, богатствами. Возможно все. Однако история не терпит сослагательного наклонения.
Допрос варвара, если произошедшее можно назвать допросом, состоялся в открытом зале малых приемов, по существу — в большой колонной беседке на берегу крутого склона Эры — быстрой реки, омывающей храмовый комплекс, сразу после сиесты в третью четверть дня.
Наблюдательная Томила заметила, как поморщилась Верховная, едва только младшая жрица ввела варвара в зал.
«Неспроста ты его зацепила, чем-то он тебе насолил. Непременно с ним побеседую! Если останется жив», — подумала она. Лицо оставалось абсолютно непроницаемым.
Что такого мог совершить варвар — не маг, чтобы разозлить мага уровня Верховной? На словесные оскорбления она плевала: варвар есть варвар. Достал оружием? Это и надо выяснить в первую очередь, вдруг пригодится?
Мужчина в кожаных и шерстяных одеждах, плотных штанах и теплой обуви шел, ведомый младшей жрицей, недоуменно озираясь вокруг, периодически поглядывая на собственные ноги.
«Явно впервые под заклинанием принуждения. Хорошо, что жрица рот ему заткнула, а то орал бы сейчас молитвы своим богам. Варвары все такие. Как озирается! Молодец, голову не совсем потерял — взгляды на жриц плотоядные. Правильно, откуда на их островах такие красавицы! Странно, я думала, все северные варвары — блондины, а этот больше шатен. Не такой, как месхитинцы, но вполне. Волосы зачем-то состриг — дурной обычай, но бреется — это неожиданно для варвара. О, Пресветлая, а лицо-то какое хищное! Сам чуть больше четырех локтей, худой, а смотри-ка. Хм, а Младшая скоро упадет. Это сколько Сил она в него льет? Все интересней и интересней… — Томиле очень захотелось, чтобы варвар остался живым. Для беседы. А может, и… об этом и думать нельзя! — Прости, Пресветлая!»
