Виктор Некрас - Ржавые листья
Из редеющего тумана выплыли растворённые настежь ворота, и конь внёс Свенельда внутрь Будятинского острога. Во дворе ещё бушевала сеча, — Свенельдичи толпой добивали застигнутых врасплох острожан. Взгляд воеводы выхватил в толпе Варяжко. Бывший гридень неистовствовал с двумя мечами в руках, — только взблёскивала на гриде кольчуга, да метались в руках, рисуя смертельную паутину, мечи, — казалось, они живут отдельной жизнью сами по себе, без участия хозяина.
Варяжко такой же, как я, — подумал Свенельд, — но и иной такоже. Излиха верный князю Ярополку, он так и не смирился с его гибелью, и ныне где только может, пакостит Владимиру. Отличие их одно — Варяжко Владимира ненавидит и не пошёл бы к нему на службу, даже если бы тот его и позвал. А Свенельд… Свенельду просто некуда деваться.
Похоже, дело заканчивалось — под мечами дружины Свенельда падали последние защитники Будятина, а из-за стен посада слышались крики, — похоже, пробудившиеся будятинцы спешно хватали в руки то, что под руки попадёт ценного и удирали в лес. Да и пусть их, они Свенельду не нужны.
Варяжко вскочил на коня и подскакал к Свенельду, пряча мечи в ножны. И когда только кровь с них утереть успел, — мельком подивился воевода. И дрогнул, невольно глянув в холодные серые глаза гридня. А тот уже хищно улыбался, шевеля светлыми усами и отводя рукой со лба длинные белокурые волосы, схваченные широкой тесёмкой. Наполовину варяг, наполовину полянин, он почему-то бился без шелома, презирая смерть.
— Всё взято. Наших убито только двое, из княжьих — все, опричь тиуна и того вон сопляка, — Варяжко кивнул на мальчишку лет пятнадцати. Тот был в кояре, — не иначе отрок-зброеноша.
— Шевелитесь быстрее, — велел Свенельд, пряча в голосе одобрение. — Киев рядом, кабы не нагрянул кто. А то и самому Владимиру придёт на ум сюда приехать.
— Добро бы, — хищно и мечтательно усмехнулся Варяжко, невольно погладив рукоять меча. Свенельд видел, что у гридня прямо руки чешутся залезть ночью в Детинец и зарубить князя. Да только не выйдет, пожалуй, — Владимира охраняют не слабо, почти как царьградского василевса. Урманин сам усмехнулся своей мысли — а то василевсов никогда не убивали. Только для того надобна измена стражи, а вряд ли они, Свенельд и Варяжко, ныне найдут изменников среди кметей Владимировой дружины. Хотя… чего только не бывает на свете.
Сам себе удивляясь, урманин направил коня не к скрученному и увязанному в арканы тиуну, а к юнцу, которого почти что никто и не охранял.
— Как тебя зовут? — негромко спросил воевода, останавливая коня.
— Тебе что за дело? — огрызнулся юнец. — Я с татями не знаюсь.
Свенельд горько усмехнулся. Вот она, правда. Тать ты и есть тать, воевода Свенельд. И никак иначе.
Краем глаза воевода увидел, как взялся за рукоять меча оскорблённый Варяжко остановил его движением руки.
— А всё ж таки?
— Лютом люди кличут, — отозвался мальчишка гордо, и урманин аж отшатнулся. Словно и не было этих лет без сына — стоял перед ним мальчишка, чем-то даже и похожий на Люта Свенельдича в его пятнадцать зим.
— Чей ты? — хрипло спросил воевода.
— Говорят, будто я сын воеводы Ольстина Сокола.
Свенельд почувствовал, что бледнеет — Ольстин Станятич… Ольстин Сокол… двадцать лет назад он, пожалуй, был почти таким же, как и этот мальчишка… может, чуть старше. Когда он, Свенельд сделал его отроком младшей княжьей дружины.
Тронув коня каблуками, урманин отъехал от мальчишки, ломая голову над тем, что теперь с ним делать. А тот, ничего видно, не поняв, глядел вслед, и вдруг сказал:
— А ведь я узнал тебя, воевода Свенельд…
Во дворе острога вдруг стало тихо-тихо…
Урманин обернулся, смерил Люта взглядом и сказал негромко:
— Узнал? Добро. Стало быть, добрый сын у Ольстина вырос.
Он вдруг перехватил на себе удивлённый взгляд Варяжко. Тот словно спрашивал: да что с тобой, воевода?
А что с ним? Да ничего.
Свенельд подъехал к связанному тиуну. И в этот миг сгинули все чувства, — он разглядел, наконец, лицо тиуна.
— О-о-о… — выдохнул урманин восторженно. — Да ты ли это, сукин сын?!
Перед ним стоял, пытаясь даже улыбаться, воевода Блуд, бывший вуй князя Ярополка.
— Гой еси, Свенельд, — криво усмехнулся он, отводя взгляд в сторону.
Молча подъехал Варяжко, остановился слева и чуть позади.
— Так вот чего тебе надо было в Будятине, — бросил на него взгляд Свенельд. — Хороший подарок ты мне приготовил. Ох, порадовал старика…
— А то, — оскалился Варяжко по-волчьи. — Я его, крысу худую, четыре года искал. Хорошо его Владимир от меня спрятал.
Блуд покосился на Варяжко с плохо скрываемым страхом.
— И как тебе живётся-служится у князя Владимира? — зловеще спросил Свенельд. — Роскошная у него для тебя плата вышла, богатая. Ишь, куда он тебя запрятал-то. А может, и не от нас он тебя спрятал, а от княгинюшки светлой, от Ирины, а?
Блуд молчал.
— И что же за казнь мне выдумать для тебя, Блуде?
Тиун с отчаянием вскинул голову:
— Пощади, воевода! — он попытался упасть на колени, но двое стоящих обочь него гридей не дали ему этого сделать.
— Ты тоже был когда-то воеводой, — напомнил перевету Свенельд, опуская ладонь на рукоять меча. — И гриднем. Не унижайся хоть напоследок, смерть надо встречать, стоя в полный рост.
— Не руби! — прохрипел Блуд в отчаянии. — Ну, хочешь, я скажу, где тут княжая сокровищница?
— Говори, — усмехнулся урманин.
Несколько мгновений он боролся с собой — боялся обмана, но боялся и смерти. Наконец, сказал:
— В дальней изложне на стене лосиные рога. Повернуть посолонь.
— Проверь! — тут же кивнул Варяжко одному из кметей. — Немедля!
Вои уже таскали добычу к наспех собранным телегам. Кметь умчался в терем, подымая пыль сапогами. Через несколько мгновений он выскочил обратно на крыльцо и крикнул:
— Есть! Три сундука! Серебро, золото и рухлядь!
— Взять! — велел урманин и снова повернулся к Блуду, кой уже глядел с надеждой. — Скрыню ты указал, это верно. Да вот беда — сокровища-то мне ныне нужны в последнюю очередь.
Блуд побледнел, как смерть.
— Ты же обещал, воевода!
— Я? — Свенельд глянул на Варяжко с изумлением. — Я что, ему что-нибудь обещал?
Варяжко молчал и только мрачно улыбался, во взгляде его была смерть.
— Воевода Свенельд! — в отчаянии крикнул Блуд, и тут Варяжко, наконец, разомкнул губы:
— Дозволь потешиться, воевода.
Урманин глянул на него с лёгким недоумением.
— Тешься.
Двое кметей протащили мимо огромный сундук. Судя по лёгкости — с пушниной.
