Терри Пратчетт - Последний герой
— Хорошо, — сказала женщина, вставая. Она злобно лягнула его в пах, совершенно не с женской силой, нагнулась, пока он валился вниз, схватила котелок и швырнула в лицо ближайшему приспешнику, и схватила свое вязание до того, как он упал.
У оставшихся двоих невредимых разбойников не было времени, чтобы двинуться, но затем один из них очнулся и подскочил к мечу. Он пошатнулся под его тяжестью, но лезвие его было длинным и внушало доверие.
— Ага! — воскликнул он и хрюкнул, поднимая меч. — Каким макаром ты умудряешься его таскать, старуха?
— Это не мой меч, — ответила она. — Это меч того парня за мной.
Мужчина рискнул осмотреться. За скалой виднелись ноги в бронированных сандалиях. Это были очень большие ноги.
Но я вооружен, подумалось ему. Следующей мыслью было: и он тоже.
Пожилая женщина вздохнула и вытащила две вязальные спицы из клубка шерсти. Свет отразился от них, и одеяло соскользнуло с ее плеч, упав в снег.
— Итак, джентльмены? — сказала она.
***Коэн вытащил кляп изо рта менестреля. Человек с ужасом смотрел на него.
— Как тебя звать, сынок?
— Вы похитили меня! Я просто шел по улице и…
— Сколько? — спросил Коэн.
— Что?
— Сколько стоит написать сагу?
— От вас воняет!
— Ага, это морж, — спокойно ответил Коэн. — В этом смысле, это как чеснок. Но в любом случае… сага, которую я хочу. А ты хочешь большой мешок рубинов, которые и рядом не валялись с теми рубинами, что есть у меня.
Он высыпал в ладонь содержимое кожаного мешочка. Камни были настолько велики, что снег окрасился красными лучами. Музыкант уставился на них.
— У тебя есть… Как оно, Маздам? — спросил Коэн.
— Искусство, — подсказал Маздам.
— У тебя искусство, у нас — рубины. Мы тебе рубины, а ты нам искусство, — сказал Коэн. — И нет проблем, точно?
— Проблем? — рубины гипнотизировали.
— Ну, в основном, проблемы будут у тебя, если ты скажешь, что не сможешь написать мне сагу, — Коэн был сама лбюезность.
— Но… поймите, мне жаль, но… саги — это же так примитивно, понимаете?
Орда угрожающе присвистнула. Ветер, никогда не утихавший здесь, вблизи Пупа, казалось, задул с еще большей обреченностью.
— Долго же идти отсюда до цивилизации, — протянул Маздам.
— Особенно без ног, — добавил Малыш Вилли.
— Прошу!
— Не, не, ребят, мы ж не будем этого с ним делать, — сказал Коэн. — Он вроде не дурак, и перед ним лежит великое будущее… — он затянулся самокруткой, — пока еще. Не, он кажется, решил поразмышлять немного. Героическая сага, парень. Величайшая из всех.
— Про что?
— Про нас.
— О вас? Но вы ста…
Менестрель замолчал. Даже с учетом того, что в его прежней жизни самой большой опасностью было получить по лбу кинутой на банкете костью, он был в состоянии признать мгновенную смерть, когда встретится с ней. Вот он и встретился. Года не имели здесь своей разрушающей силы — ну, за исключением пары мест. В основном они наоборот, закаляли.
— Я не знаю, как надо писать саги, — слабо сказал он.
— Мы подскажем, — ответил Маздам.
— Этого добра мы навалом знаем, — сказал Малыш Вилли.
— В основном, они все про нас, — добавил Коэн.
Мысли менестреля были примерно такими: Эти люди рубины психи. Они рубины точно укокошат меня. Рубины. Они волокли меня рубины всю рубины рубины.
Они хотят дать мне мешок рубиновых рубинов.
— Я думаю, что мог бы расширить свой репертуар, — пробормотал он. Взглянув на их лица, он понял, что надо сменить словарь. — Ладно, я сделаю это, — произнес он. Но крохотная частичка честности все-таки выжила даже в блеске драгоценных камней. — Я не величайший менестрель на свете, вы же знаете.
— Будешь, после того, как напишешь эту сагу, — сказал Коэн, развязывая его веревки.
— Ну… надеюсь, вам все понравится…
Коэн снова усмехнулся.
— Не надо, чтобы она нравилась нам. Мы не будем ее слушать, — сказал он.
— Что? Но вы же сказали, что хотите, чтобы я написал вам сагу…
— Ага, точно. Но это будет сага о том, как мы умрем.
***Следующим утром от Анк-Морпорка отплыла небольшая флотилия. Все случилось довольно быстро. Перспектива конца света, конечно, не заставила людские умы чрезмерно перенапрячься, потому что эту огромную и всеобъемлющую опасность человеку сложно себе представить. Но патриций вел себя с людьми более жестко, чем обычно, а эту узконаправленную и очень личную опасность человек мог представить себе без проблем и сделать соответствующие выводы.
Между суденышками барахталась баржа, на которой нечто огромное, накрытое парусиной, начинало приобретать четкие формы. Лорд Ветинари, уезжавший лишь единожды, уныло созерцал многочисленные связки материи, которыми была уставлена палуба.
— Это обойдется нам в кругленькую сумму, — сказал он Леонарду, который разворачивал мольберт. — Я надеюсь лишь, что есть, ради чего это делается.
— Возможно, для продолжения рода, — произнес Леонард, заканчивая сложный рисунок и протягивая его подмастерью.
— Очевидно, что да.
— Нам еще столько предстоит познать, — сказал Леонард, — что я уверен, что это принесет огромную пользу последующим поколениям. К примеру, выживший с Марии Песто докладывал, что вещи плавали в воздухе так, как будто они были очень легкими, так что я придумал это.
Он нагнулся, и поднял то, что показалось лорду Ветинари обычной кухонной утварью.
— Это сковородка, которая ко всему присасывается, — гордо сказал он. — Я позаимствовал идею у ворсянок, которые…
— И что, это может пригодиться? — спросил лорд Ветинари.
— О, конечно. Нам же надо будет приготовлять еду так, чтобы раскаленный жир не плавал вокруг. Это все мелкие детали, мой лорд. Я еще изобрел перо, которое пишет вверх ногами.
— О. Разве нельзя просто переложить лист бумаги?
***Снег пересекали следы полозьев.
— Чертовски холодно, — сказал Калеб.
— Года дают знать, да? — сказал Малыш Вилли.
— Тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь, я всегда так говорю.
— Чиво?
— ТЕБЕ СТОЛЬКО ЛЕТ, НА СКОЛЬКО ТЫ СЕБЯ ОЩУЩАЕШЬ, ХЭМИШ!
— Чиво? Чиво ощущаешь?
— Я никогда не думал, что стану стариком, — сказал Малыш Вилли. — То есть не то чтобы я старик. Просто беспокоишься, далеко ли следующая уборная.
— А самое хреновое, — сказал Маздам, — это когда всякие молодые ребята приходят и поют тебе веселые песни.
— Почему веселые? — спросил Калеб.
— Радуются, что они — не ты, наверное.
Острые, твердые кристаллики снега, сдутые с горных вершин, свистели в воздухе. Отдавая дань профессии, Орда носила лишь тонкие кожаные набедренные повязки да кольчужки из цепей с кусочками меха. Отдавая дань своему почтенному возрасту и всецело исключая комментарии на эту тему между собой, это все было одето на шерстяные комбинации и необычные эластичные приспособления. Они боролись со временем так же, как боролись со всем в своей жизни, обвиняя в чем-нибудь и пытаясь убить.
