Фрэнк Герберт - Дюна. Первая трилогия
— И мы будем усилены двумя легионами сардаукаров в мундирах Дома Харконнен!
— Сардаукары?! — выдохнул Фейд-Раута. Он вспомнил все, что знал о наводящих ужас императорских солдатах, беспощадных убийцах, воинах-фанатиках Падишах-Императора…
— Вот видишь, Фейд, как я тебе доверяю, — сказал барон, — Разумеется, другие Великие Дома не должны даже краем уха прослышать об этом. В противном случае Ландсраад может объединиться против Императорского Дома — и начнется хаос.
— Главное тут вот что, — пояснил Питер, — поскольку Император использует Дом Харконнен для грязной работы, мы получаем кое-какие преимущества. Преимущества небезопасные, бесспорно. Но если мы будем использовать их осторожно, Дом Харконнен станет богаче любого другого Дома Империи.
— Ты просто не представляешь, Фейд, о каком богатстве идет речь, — проговорил барон. — Самой твоей безудержной фантазии не хватит, чтобы вообразить такое. Только для начала — постоянные права на директорство в КООАМ.
Фейд-Раута кивнул. Богатство! КООАМ действительно была ключом к богатству. Правящие Дома наживали фантастические состояния, пока их представители входили в Директорат КООАМ. Директорское кресло было очевидным свидетельством политического могущества, и оно переходило от Дома к Дому по мере изменения сил в Ландсрааде. Сам же Ландсраад постоянно находился в борьбе с влиянием Императора и его сторонников.
— Герцог Лето, — сказал Питер, — может попытаться скрыться в окраинных районах Пустыни, среди фрименского отродья. Или попытаться спрятать там свою семью, надеясь, что у фрименов она будет в безопасности. Но этот путь заблокирован одним из агентов Его Величества, Экологом Планеты. Возможно, вы его помните. Его имя Кинес.
— Фейд его помнит, — нетерпеливо сказал барон. — Дальше.
— Вы не очень-то любезны, мой барон, — заметил Питер.
— Я сказал — дальше! — проревел барон.
Питер пожал плечами.
— Если все пойдет так, как мы запланировали, — сказал он, — через один стандартный год или даже раньше Дом Харконнен получит сублен на Арракис. Распоряжаться им будет ваш дядя. А на Арракисе будет править его личный представитель.
— И прибыли возрастут, — кивнул Фейд-Раута.
— Разумеется, — сказал барон и подумал: «Это будет только справедливо. Это мы укротили Арракис. Мы были первыми… не считая фрименских ублюдков, копошащихся на окраинах Пустыни… и прирученных контрабандистов, привязанных к планете почти так же прочно, как и местные рабочие из поселков…»
— И все Великие Дома узнают, что это барон уничтожил Дом Атрейдес, — сказал Питер. — Они узнают.
— Они узнают, — тихо повторил барон.
— И восхитительнее всего, что это узнает и герцог, — сказал Питер. — Он уже знает. Он чувствует западню.
— Это так, он знает, — проговорил барон, и в его голосе прозвучала печальная нотка. — Он не может не знать… и мне жаль его.
Барон вышел из-за глобуса Арракиса. Теперь, когда он покинул тень, было видно, как он огромен и чудовищно жирен. Небольшие выпуклости под складками темных одежд выдавали, что тучное тело барона поддерживали портативные генераторы силового поля на специальной портупее, так что, хотя барон должен был весить не меньше двухсот килограммов, его мышцам приходилось нести всего пятьдесят.
— Я проголодался, — пророкотал барон, отер пухлые губы унизанной перстнями рукой и повернул к Фейд-Рауте заплывшие жиром глаза. — Распорядись, чтобы подавали, Фейд. Поедим на сон грядущий.
~ ~ ~
Так сказано святой Алией, Девой Ножа: «Преподобная Мать должна сочетать в себе соблазнительность куртизанки с величественной недоступностью девственной богини, поддерживая обе стороны в напряжении, пока она сохраняет силы своей молодости. Ибо когда молодость и красота уйдут, она увидит, что место между названными дарами, которое ранее было занято напряжением, стало ныне источником хитрости и находчивости».
Принцесса Ирулан, «Муад'Диб. Семейные комментарии»— Ну, Джессика, что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросила Преподобная Мать.
Солнце клонилось к горизонту. Прошло уже несколько часов после испытания Пауля. Женщины остались вдвоем в утренней приемной Джессики, а Пауль ожидал в соседней комнате — звуконепроницаемом Зале Медитаций.
Джессика стояла лицом к выходившим на юг окнам, смотрела на приглушенные вечерние краски реки и Луга, но не замечала их. Она слышала вопрос Преподобной Матери — и не слышала его.
Джессика вспомнила другое испытание — так много лет назад. Худая девочка с бронзовыми волосами и телом, терзаемым взрослением, пришла тогда к Преподобной Матери Гайе-Елене Мохийам, Старшему Проктору школы Бене Гессерит на Валлахе ГХ. Джессика взглянула на свою правую руку, согнула пальцы, вспоминая боль, страх и гнев…
— Бедный Пауль, — прошептала она.
— Я задала тебе вопрос, Джессика! — Голос старухи звучал требовательно-раздраженно.
— Что?.. О… — Джессика оторвалась от своих воспоминаний и вернулась к Преподобной Матери, сидевшей в простенке меж двух западных окон. — О чем ты спрашиваешь?
— О чем я тебя спрашиваю?! О чем я спрашиваю! — раздраженно передразнила старуха.
— Да, я родила сына. Так что же? — вспыхнула Джессика и тут только поняла, что старуха нарочно хочет вызвать ее гнев.
— Разве не приказали тебе рожать герцогу Атрейдесу дочерей — и только дочерей?
— Но для него так важно было иметь сына. — Джессика опять пыталась оправдаться.
— И ты в своей гордыне решила, будто можешь произвести на свет Квисатц Хадераха! Джессика вскинула голову.
— Я чувствовала, что это возможно!
— Ты думала только о том, что твой герцог хочет сына! — резко возразила старуха. — А его желания здесь ни при чем! Дочь герцога Атрейдеса можно было бы выдать за наследника барона Харконнена и тем завершить нашу работу. А ты все безнадежно запутала! Теперь мы можем потерять обе генетические линии.
— Вы все тоже не так уж непогрешимы и можете ошибаться, — сказала Джессика и смело встретила жесткий взгляд Преподобной Матери.
Через несколько мгновений та проворчала:
— А… Что сделано, то сделано.
— Я поклялась никогда не сожалеть о своем решении, — твердо сказала Джессика.
— Ах, как это благородно! — глумливо проскрипела Преподобная. — Она не сожалеет! Что ж, посмотрим, что ты запоешь, когда будешь убегать и скрываться, когда за твою голову назначат награду и всякий готов будет убить и тебя, и твоего сына! Джессика побледнела.
