Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда - Пратчетт Терри Дэвид Джон
Когда мы стали лучше узнавать свой мир и ставить всё новые и новые вопросы, вразумительные на интуитивном уровне понимания ответы начали утрачивать смысл. Образно говоря, можно представить гигантского навозного жука, катящего по небу Солнце, вот только Солнце – это огромный шар раскалённого газа, и никакому навозному жуку подобной жары не выдержать. Придётся либо наделить жука сверхъестественными способностями, либо смириться, что жук такого не сдюжит. После чего нужно будет признать, что причиной движения Солнца является отнюдь не насекомое, целеустремлённо заготавливающее пищу для своих личинок. Тут-то и возникают всякие интересные вопросики типа: «Почему и отчего оно тогда движется?» Точно так же вы сообразите, хотя вам и кажется, будто Солнце по вечерам погружается под землю, на самом деле его загораживает наша вращающаяся планета. Вместо того чтобы повторять небылицы, вы узнаете о мире что-то новое.
Для осознания всего этого человечеству потребовалось немало времени, ведь планета куда больше деревни. Если вы будете идти со скоростью 40 км в день, вам потребуется три года, чтобы обойти весь мир, и то если исключите океаны и другие непреодолимые препятствия. Тогда как расстояние до Луны – в десять раз больше, до Солнца – в 390 раз дальше, чем до Луны, а чтобы достичь ближайшей звезды, вам нужно умножить последнее число на 270 000. Диаметр нашей галактики – ещё в 25 000 раз больше. Ближайшая галактика сравнимого размера – Туманность Андромеды – находится на расстоянии, в 25 раз превышающем диаметр нашей галактики. Расстояние от Земли до границы видимого космоса в 18 000 тысяч раз больше, чем до Туманности Андромеды. Если округлить, то получается 400 000 000 000 000 000 000 000 километров.
Четыреста секстиллионов. Неплохая такая «деревенька»!
Наша интуиция отказывает, когда речь заходит о таких величинах. Худо-бедно справляется с расстояниями лишь в несколько тысяч миль, да и то лишь потому, что многие сейчас летают самолётами: это сжало мир до понятных нам размеров. Завтракаешь, к примеру, в Лондоне, а ужинаешь уже в Нью-Йорке.
Мы имеем представление о величине Вселенной и её возрасте потому, что разработали метод осознанного переноса смыслового акцента с человека на мир. Это делается не только путём поиска доказательств, подтверждающих наши теории, как делалось испокон веков, но и поиска того, что может их опровергнуть: довольно свежая, хотя и несколько смущающая умы идея. Этот метод и есть наука. Она заменяет слепую веру нарочитым сомнением. Итак, в современном виде наука существует едва ли несколько столетий, хотя предшествующие ей методы насчитывают несколько тысячелетий. Заметим, что слово «знать» чрезмерно амбициозно, поскольку учёные полагают любое знание преходящим. Однако то, что мы «узнали» благодаря науке, базируется на куда более крепком фундаменте, нежели любое другое знание. Ведь этот фундамент сохранился, несмотря на все попытки проверить его на прочность.
Именно благодаря науке мы знаем размеры и возраст Земли. Знаем о размерах и возрасте Солнечной системы. Размере и возрасте видимой части Вселенной. Знаем, что температура в центре Солнца около 15 миллионов градусов Цельсия, а в центре Земли находится почти сферическое ядро из расплавленного железа. Что сама Земля тоже более или менее сферическая и вращается (с соответствующими оговорками насчёт системы отсчёта) вокруг Солнца, а вовсе не закреплена на небосводе. При этом и само Солнце вращается вокруг Земли. Мы знаем, что особенности живых организмов определяются длинной сложной молекулой, находящейся в ядрах их клеток. Знаем, что большинство болезней вызваны бактериями и вирусами. И ещё мы теперь знаем, что всё на свете состоит из 17 фундаментальных частиц.
«Знать» – одно из тех самых простых и в то же время каверзных слов. Возьмём типичный пример: откуда мы знаем температуру в центре Солнца? Может, там кто-то успел побывать? Это вряд ли. Если учёные не ошибаются, то любой, кто туда попадёт, не проживёт и доли секунды. Точнее, сгорит ещё на подлёте. По той же самой причине туда нельзя отправить измерительные приборы. Но если ни люди, ни техника там не были, откуда же нам известна температура Солнца?
Она известна нам потому, что наука не ограничивается простым наблюдением за миром. Иначе она бы так и застряла в силках антропоцентризма. Сила науки в том, что она не только рассуждает о мире, но и подвергает свои суждения экспериментальной проверке. Главным инструментом науки является логика: умозаключения выводятся из комбинаций наблюдений, экспериментов и теорий. Математика давно уже играет здесь ключевую роль, поскольку является наилучшим инструментом для количественных выводов.
Большинство из нас в самых общих чертах понимает, что такое наблюдение: вы на что-то смотрите и записываете какие-то числа. С теорией уже сложнее. Сбивает с толку, что у слова «теория» два различных значения. Во-первых, теория – это некая выдвинутая идея, не имеющая пока удовлетворительного экспериментального подтверждения. Часть науки состоит как раз из подобных идей, которые затем проверяются и перепроверяются всеми доступными способами. Во-вторых, теория – это совокупность идей, выдержавших бесчисленные попытки их опровержения. В таком смысле теории и образуют собственно научный взгляд на мир. Всякий, кто попытается вам внушить, что эволюция – «всего лишь теория», путает эти два значения термина, возможно, по незнанию, но, может быть, и преднамеренно.
Для первого случая есть одно специально слово, а именно «гипотеза». Некоторые люди любят употреблять его потому, что оно звучит очень солидно, а вот производное от него слово «гипотетически» широко распространено и в обыденной речи.
Наиболее близким по смыслу понятием ко второму значению слова «теория» будет «факт». Однако у этого слова есть оттенок некой окончательности и бесповоротности, что в корне противоречит научным методам. Факты в науке всегда относительны. Тем не менее твёрдо установленные факты, равно как и хорошо обоснованные теории, не так уж и условны: чтобы их изменить, требуется предоставить огромное множество доказательств. К тому же чаще всего изменения будут носить косметический характер.
Конечно, время от времени происходят самые настоящие революции вроде теории относительности или квантовой механики. Но даже в этих случаях предыдущие теории чаще всего продолжают здравствовать в тех областях, где их точности достаточно. Так, для расчёта траекторий космических кораблей НАСА в основном использует ньютоновскую динамику и его же теорию гравитации, а не эйнштейновскую. Исключение составляет спутниковая система навигации GPS, в которой для точного расчёта координат применяется релятивистская динамика.
Наука – это чуть ли не единственный пример человеческого мышления, когда подобный ревизионизм не только допускается, но и поощряется. Она сознательно и намеренно космоцентрична. Именно это подразумевается под «научным методом». Последний таков, каков он есть, потому что основоположники науки разгадали фокусы, к которым прибегает человеческий мозг, чтобы убедить самого себя в том, что ему хочется считать истиной. Разгадали и заранее предприняли меры по борьбе с подобными трюками, вместо того чтобы способствовать их популяризации или как-то использовать в корыстных целях.
Существует повсеместное заблуждение, что никакого научного метода нет в природе, поскольку отдельные твердолобые учёные упорно стоят на своём, невзирая на все доказательства их неправоты. В общем, получается, наука – это просто-напросто ещё одна религия, правда?
Не совсем. Не нужно уделять слишком много внимания высокомерным консерваторам, вообще-то отнюдь не соответствующим образу идеального учёного. Если кто-то вопреки всему и вся оказывается прав, мы чествуем его как гения, отстоявшего свою точку зрения. А если не оказывается – забываем о нём и идём дальше. Именно так работает настоящий научный метод. Учёные сами разбираются друг с другом.
Красота этой системы в том, что она будет работать, даже если никто из участников не будет беспристрастным. Отдельные учёные вполне могут иметь личные предрассудки (и не только могут, но и имеют), научный процесс всё равно последует дорогой космоцентризма. Когда какой-нибудь учёный предлагает новую теорию или свежую идею, все остальные не кидаются сломя голову поздравлять его со столь оригинальной мыслью. Напротив, они всеми силами пытаются эту мысль опровергнуть. Но обычно предложивший заранее попытался это сделать: ведь лучше попробовать самому залатать все «дыры», чем подвергнуться публичному унижению, когда твои ошибки заметят недоброжелатели.