Дорога в Канзас - Пейдж Даниэль
— Эми? О боже, милая… стой на месте, не уходи никуда, я сейчас спущусь!
Динамик вновь щелкнул, голос исчез. Примерно через минуту она уже распахнула парадную дверь и сжала меня в стальных объятиях, но, почувствовав, как я напряглась, неловко отступила.
Она выглядела так же, как раньше, как в один из дней, когда была «почти в себе»: слишком короткая юбка, топ с очень глубоким вырезом, открывающий загорелую кожу, и броский макияж. На самом деле, если бы мама избавилась от этих безвкусных пошлых шмоток, стерла жуткую помаду и смыла тени, стало бы видно, что она до сих пор очень красива. Но в то же время что-то в ней неуловимо изменилось. Стало ярче, острее. Тревожней. Мама стояла, держа меня на расстоянии вытянутых рук, и вглядывалась внимательно, цепко. Глаза ее были полны слез. Заметив это, я сообразила, в чем заключались перемены. Глаза. Красные, но теперь уже от слез, а не от ударной дозы таблеток. И спиртным от нее не пахло. Неужели мама трезва? Да я в это поверю, только когда жареный рак на горе свистнет, когда мартышки летать научатся! Ах да. В Стране Оз они летают. Плевать. В любом случае я пока не могла поверить, что это реально.
— Эми, это правда ты, — выдавила она сквозь слезы. — Где ты была все это время?
Вот черт! А где я была? Поверить не могу, что никому из нас не пришло в голову придумать логичную историю моего отсутствия. Не могу же я рассказать маме, что зависала с компанией Злых Колдуний, училась использовать магию, обезглавила Трусливого Льва и боролась с некогда милой девочкой из Канзаса, повзрослевшей и перебарщивающей с блестками, в существование которой здесь никто не верит.
— Ох, — выдохнула я. — Я была… была в больнице. В Топике [5]. Торнадо подхватил трейлер и меня вместе с ним, и… и я поранилась, да. Собственно, вот где я была.
С минуту мама пристально смотрела на меня.
— Но я обзвонила все больницы. Когда ты пропала… ох, о чем я только думаю? — вдруг осеклась она, качая головой. — Идем наверх. Поверить не могу, что ты здесь. Я так скучала. — Мама в очередном порыве крепко сжала меня в объятиях, уклониться от которых не получилось, а затем потащила в квартиру.
Внутри дом был ничуть не лучше, чем снаружи. Спертый воздух и слабый, но легко различимый кошачий душок, пропитавший весь подъезд. Я следом за мамой поднялась на третий этаж, мы оказались в коротеньком коридорчике с двумя дверьми, выкрашенными в серо-зеленый цвет. Мама распахнула дверь с номером 3-Б, мы прошли в гостиную.
Не очень-то хотелось признавать, что эта государственная квартирка была намного привлекательней нашего старого трейлера. Взять хотя бы то, что она оказалась вдвое больше, а из огромного окна в полстены лился солнечный свет. Обстановка скудная: скромный диван и маленький раскладной столик с двумя стульями, — но мама повесила на стены парочку ярких плакатов и положила на пол яркий радужный ковер. Вся мебель новая, совсем не такая, как в старом трейлере, — очевидно, правительство выделило какую-то сумму из резервного фонда, потому что своих денег на покупки у мамы явно не было. Но поразило меня не то, что квартира лучше, а то, что она чище.
Я привычно осмотрела диван — место, где раньше на пледе с рукавами был целый склад пачек ментоловых сигарет и пустых контейнеров от заказной еды, — но он оказался пуст. В квартире даже табаком не пахло. По одной из стен выстроились три одинаковые двери, то есть здесь была еще одна комната. А может, и не одна. Мама наконец-то стала нормальным человеком!
— Это ненадолго, — раздался голос мамы. — Только до тех пор, пока мне не удастся скопить денег и подыскать квартиру получше. Во время той бури я потеряла все, что имела. — Она на секунду отвела взгляд и еле слышно добавила: — И тебя…
Должно быть, она заметила, как мне неловко, и резко сменила тему.
— Вот, — воскликнула она, похлопав по дивану, — садись! Давай я заварю чай, нам многое нужно обсудить.
Я робко опустилась на краешек дивана, пока мама суетилась в крошечной кухне, ставя чайник и раскладывая пакетики по огромным чашкам. Я даже задумалась: а знала ли та мама, какой она была до моего исчезновения, о существовании такого напитка, как чай? Когда на столике перед нами оказались две чашки, мама присела на противоположный край дивана, словно боялась, что я сбегу, если она сядет ближе. Словно я дикое животное, боящееся людей.
— Мне жаль, что заставила тебя волноваться. — Да, когда я смотрела маме в глаза, то действительно сожалела. — Мне нельзя было покидать больницу, — пояснила я. — Просто… мм… у меня была амнезия, — добавила я в приступе вдохновения. — Во время торнадо я потеряла кошелек и вообще все, что было в карманах. Я сильно ударилась головой, поэтому довольно долго пролежала в коме, а когда очнулась, ничего о себе не помнила. В больнице меня держали, пока искали родных. А потом… мм… я просто проснулась в один прекрасный день и все вспомнила, а врачи… ну, они, должно быть, связались со службой по чрезвычайным ситуациям. Мне сказали, где ты теперь живешь, — и вот я здесь. — Я глотнула чай из чашки.
Эта история была совершенно безумна, в ней был миллион пробелов. Например, кто платил за больницу? Как, черт возьми, я вообще выжила после того, как долбаный торнадо занес трейлер так далеко от дома? Почему врачи сами не связались с мамой? Как я добралась из Топики во Флэт-Хилл? Я вдруг поняла, что даже не дышу, замерев под пристальным взглядом мамы, обдумывающей мою историю.
— Наверное, именно поэтому я и не могла тебя отыскать, — наконец сказала она. — Если ты не помнила своего имени, то и докторам его не могла сказать. — Она нахмурилась. — Но почему они не сообразили, что я — твоя мама? Не думаю, что там было так много пациентов с амнезией. Я повсюду расклеила кучу листовок, я добралась до каждой больницы штата…
Я изо всех сил боролась с собой, чтобы не закричать и не заставить ее замолчать. Она всегда мне врала. Множество, множество раз. «В следующем году мы обязательно съездим в Диснейленд». «Нет, я не знаю, куда делись деньги из твоего шкафчика». «Конечно, я не пила!» Чтобы составить список маминой лжи, мне бы потребовался целый год. И меньшее, что она могла сейчас сделать для меня, — замолчать и обо всем забыть.
Она присмотрелась ко мне.
— У тебя совсем другие волосы, — заметила она.
Точно! Когда мы обсуждали новый план, Гламора, собрав последние силы, избавилась от розового оттенка моих волос и сделала меня блондинкой. Чтобы я привлекала меньше внимания. Подобная смена имиджа шла вразрез с историей о месяце в больнице. Я хотела как-нибудь это объяснить, но мама лишь покачала головой.
Она как будто прекрасно знала, о чем я думаю. Слышала мои мысленные жалобы и возмущение. Пусть это не победа в отношениях с дочерью, но уже близко к этому. Видимо, мама действительно очень изменилась.
— Не важно. Важно только то, что ты вернулась домой, — уверенно сказала она, позволяя мне слегка расслабиться, а потом замялась: — Но… я должна позвонить и рассказать все твоему отцу.
Я не видела папу лет с восьми. И никогда этого не хотела. Я думала, это то, в чем мы с мамой сходимся всегда, сколько бы алкоголя ни бродило в ее крови. Заметив мое недоумение, она пояснила:
— Я должна была рассказать ему, Эми. Надеялась, что он сможет помочь.
Я усмехнулась. Мне было горько.
— И конечно же, он примчался и перерыл весь трейлерный парк в поисках меня.
— Он послал чек, — спокойно ответила мама. — Эми, я действительно виновата перед тобой. Очень. Не только потому, что бросила в день торнадо. Этого я себе никогда не прощу! Но я виновата и во всем, что случилось раньше. — Она снова расплакалась, отводя взгляд. — Я была ужасной матерью, — выдавила она. — Очень-очень долго. Не прошу простить меня, просто знай: я раскаиваюсь.
Я подняла брови. Такого уж точно не ожидала.
— А что с таблетками? — спросила я прямо.
Мама скривилась.
— Когда я… — голос ее дрогнул, — потеряла тебя, то осознала, во что превратилась. Какой позволила себе стать. Я завязала, Эми. Понимала, что должна быть нормальной, когда ты вернешься. После торнадо я повсюду тебя искала, но ты словно в воздухе растворилась. А я продолжала верить, что ты вернешься. — Мама улыбнулась сквозь слезы. — Я даже работать устроилась, — похвасталась она. — Продавцом в магазине бытовой техники.
