Борис Сапожников - Шпионаж под сакурой
Это его и погубило. Музыка почти никак не сказалась на нём, как и на Накадзо. Многочисленные амулеты, что антрепренёр носил на шее и просто в карманах начали переливаться, заиграли всеми цветами радуги, защищая владельца от вредоносной магии, обрушившейся на него. А вот Готон прижало к застеленному потрёпанным схваткой ковром полу. Она попыталась использовать и это, перекатившись через спину, но новый удар музыки вдавил её в пол с новой силой. Сияние накрыло Накадзо в этот момент куполом, правда, за пределы его антрепренёр выйти, скорее всего, уже не мог.
Гудериан прыгнул к Готон, попытался ударить сапогом в живот. Но тут под ногами его растеклась лужа черноты как будто дыра во тьму открылась. Накадзо сразу узнал в ней прорыв, но Гудериан, никогда не воевавший с каии понять этого никак не мог. Начав погружаться в чёрную лужу, парень быстро отпрыгнул от неё, оказавшись у стены. Но ещё одна дыра открылась там и из неё вырвалась характерная рука с жуткой клешнёй. Гудериан заметил её слишком поздно, но, всё равно, едва не увернулся. Уродливая конечность пробила грудь немцу, выйдя из спины липкой от крови, а меж клешней её застряли куски плоти и осколки костей.
Гудериан удивлённо воззрился на своего убийцу, медленно вырисовывающего на фоне черного пятна на стене, и бессильно обвис на жуткой руке каии.
— Погоди тратить гранаты, — усмехнулся Каспар фон Нейман, — их у наших ребят не так и много. Музыка Дитриха придавила нашего врага к земле. Теперь его можно брать голыми руками.
— Как ни странно, — усмехнулся Исаак, — твой лысый братец прав, Мельхиор. Спускай марионеток с поводка.
Старший фон Нейман ничего не сделал, по крайней мере, такого, что мог бы заметить человеческий глаз, но эсэсовцы сорвались с места, будто пущенные из лука стрелы. Не прошло и пары секунд, как они стояли уже у двери, из-за которой по ним вели огонь. Были бы они обычными людьми, наверное, сильно удивились бы, увидев лежащую на полу девушку с револьвером в руке. Но у марионеток, живых и не совсем, был чёткий приказ — убивать всех. Идущие впереди марионетки Мельхиора подняли автоматы, нацелив на лежащую девушку.
Грянувшая с новой силой музыка придавила уже и самих марионеток, да и фон Нейманам с Исааком досталось. Кемпфер сжал зубы, почувствовав смерть своего давнего спутника и товарища по многим опасным приключениям. С последними, самыми громовыми, аккордами умер Дитрих фон Лоэнгрин. Практически следом погиб и Гудериан. В некотором роде, Исаак остался один.
Лужа тьмы растеклась между лежащей на полу Мариной и марионетками, из неё начала выбираться здоровенная чёрная тварь, шарящая уродливой рукой с клешнёй вокруг лужи. Клешня ухватила за ногу эсэсовца — марионетку фон Неймана, сжалась на ней, ломая стальные кости. Сам эсэсовец и стоящие рядом бойцы опустили свои автоматы и дали длинные очереди по луже. Пули взбаламутили её поверхность, разорвали чёрную плоть руки, вот только даже оторванная от тела она не разжала клешни. Эсэсовец припал на колено, боли он не чувствовал, но стоять на ноге с перекушенной голенью было невозможно. Несколько раз ударил прикладом по вцепившейся в него конечности, но тот отскочил от упругой чёрной плоти твари. Клешни от этого только сильней сжались на его ноге, окончательно перекусив её. Эсэсовец упёрся осколком стальной кости в пол. Встать он теперь уже не мог, но вести огонь — вполне.
Автоматные пули заставили чёрную лужу вскипеть от, но это не мешало выбираться из неё однорукой твари. Эсэсовцы изрешетили её, она повалилась на бок, единственная рука и ноги начали подёргиваться в агонии. Но из лужи уже лезла следующая, рука с клешнёй снова шарила в поисках жертвы. Наученные горьким опытом эсэсовцы тут же открыли по ней огонь.
Тем временем Марина пришла в себя. Она видела немцев и выбирающихся из чёрной лужи каии, один из которых уже распластался на полу, исходя чёрным дымом. Эсэсовцы отвлеклись на лезущих тварей, казалось, совершенно не обращая внимания на девушку. Этим надо было воспользоваться. Не утруждая себя перезарядкой револьвера, Марина рванулась к окну и прыгнула в него, разбив плечом. В спину ей ударила длинная очередь, но били не прицельно и пули врезались в стену выше окна.
Марина вылетела из театра, перекатилась через плечо и ко второму входу. Он использовался для вноса самых объёмных декораций, которые не проходили в коридоры театра. Но, кроме того, через него можно было попасть на лестницу, ведущую в подвал. Чем и собиралась воспользоваться Марина.
Она не знала, что в том же помещении, где хранились декорации, укрылся от боя и Глеб Иванович Бокий. Вмешиваться в схватку немцев с японцами у него не было ни малейшего желания. А потому сразу после того как Руднев сбежал, оставив его одного в коридоре, Бокий забрался в просторное помещения, где хранились старые декорации. Там его дважды накрывала чудовищная музыка, и хотя он был готов к её напору, без защиты выдержать его было серьёзным испытанием для немолодого уже чекиста. Он лежал на пыльном полу меж грязных декораций и пытался прийти в себя после того, как музыка, наконец, сошла на нет.
Хлопок двери, ведущей в помещение, привлёк внимание Бокия. Он осторожно выглянул из-за груды декораций, за которыми лежал. Через помещение решительно шагала одна из актрис театра, его соотечественница, Марина Киришкина с револьвером в руке. Она прошла к декоративной двери, стоявшей у дальней стены. Дверь оказалась отнюдь не декоративной. Марина легко открыла её, сняв массивный, но явно бутафорский амбарный замок, повесила его на створку и вошла в проём, прикрыв за собой дверь.
Спустя пару минут, окончательно пришедший в себя Бокий аккуратно последовал за ней. Он не заметил, как из тьмы соткалась маленькая змейка и шустро нырнула Бокию в карман.
Ютаро поднялся на ноги. Многочисленные ушибы и ссадины болели, казалось, его долго и грамотно избивали, прежде чем бросить в ряды кресел. В оркестровой яме лежали одни трупы. Музыканты и их жуткий дирижёр повалились на пол, где стояли. Хоть дирижёр и не шевелился, Ютаро решил всё же проверить. Он направился к яме, но вдруг началось такое, что заставило юношу замереть, вскинув пистолет. По яме растеклось настоящее озеро тьмы, в невеликих глубинах его замелькали тени. Они проникали в мёртвые тела, и те начали медленно подниматься, как будто заново учились ходить и двигаться. Вновь взметнулись руки дирижёра, оркестр взялся за инструменты, музыка должна была грянуть с секунды на секунду.
Молодой человек вскинул пистолет, в магазине которого оставались ещё патроны. Три выстрела — все три пули в голову. С такого расстояния не промахнулся бы и слепой. Целил Ютаро в горящие красными огоньками глаза зловещего дирижёра. Ему удалось погасить оба, третья пуля пробила скулу — во все стороны полетели зубы и осколки кости. Но ни это, ни разнесённый затылок не помешали ему взмахнуть дирижёрской палочкой.
