Мария Версон - Южная Грань
Линео не единожды заставлял своего ученика задуматься о смысле названия его профессии - "стихийный маг". Подразумевается ли что стихии - это лишь четыре природных элемента, каждым из которых повелевают маги? Или же стихия - это элемент, который может быть как природным, так и нет. Ведь природными стихиями в мире все не ограничивается. Тогда маг знал ещё как минимум два элемента. А теперь знает три.
А если стихийный маг - это повелитель всех элементов?..
Руна, практически прожегшая книгу-сумку, так и болтающуюся за спиной мага, внезапно перестала нагреваться. Со сбитым дыханием, кашляя через раз, Дримен перевернулся на спину и заржал. Да, это был настоящий нездоровый смех.
Когда его глаза распахнулись с пару минут назад, он впитал два новых для своего духа типа магии: то был магия сияния, которую источал впадающий в вечный сон Тамлит, и темная материя, которую маг решительно назвал магией тени. Семь из семи элементов собрались в его сосуде, и дух его глаз проснулся.
Тихие, но мощные потоки ветра подхватили Венто и приподняли его вверх, к разлому в крыше, который никто до этого не замечал. Он уселся с краюшку, откинулся на спину и совершенно забыл о том, что его любовница внизу собирается доводить в будущем пятого магистра до магического психоза. Он ждал криков.
Троккель сжала ладонь в кулак и закинула несогнутую руку за голову. Неумение драться она компенсировала сильными замахами, которых магам, ввиду их слабого тела, хватало более чем. Она оскалилась, думая, что этот истерический смех Дримена отождествлял её победу, но мгновение спустя осеклась.
Дримен распахнул глаза, но не стал видеть мир нормальным, как это было в Хан-Морте, где он впервые встретил Ору. Теперь для него весь мир делился на элементы. Жирные мазки, словно бы нанесенные рукой умелого художника, заменили черноту и краски аур: вместо них появились силуэты, нечеткие и неясные, но они вполне позволяли сориентироваться. Каждый из них имел цвет, даже черный перестал быть мертвой пропастью, какую всю жизнь видел маг. Черный тоже стал цветом - это была темная материя. Сине-белым было сияния, серым - негатив, а к прочим цветам маг давно привык.
Троккель смотрела ему в глаза и все ждала момента, когда же они поглотят её, но стоило ей посмотреть на них, а не в них, как она поняла, что видела эти цвета прежде.
Радужная оболочка мага сильно растянулась, так что белок было едва видно, да и то по краям. Глаза не были черными: радужка разделилась на семь равных частей, каждая из которых носила свой цвет: золотой (твердь), голубой (вода), пламенно-красный (огонь), серебряный (ветер), бело-голубой (сияние), серый (негатив) и наконец, черный, олицетворяющий мага темную материю в сосуде мага.
- Попалась, - проговорил сквозь зубы Дримен, и черная часть его глаз, сжав все прочие до едва видных пятен, резко расширилась.
Троккель оцепенела. Она не могла понять, что происходит и кто это с ней делает, но с каждым мгновением она все сильнее чувствовала, как нити, связывающие её и её духа, одна за другой толи рвутся, толи в чем-то тонут.
Дримен видел магистра перед собой насквозь. Разумеется, то были не органы и не скелет, то был её сосуд, раскрывшийся перед ним подобно книге. Он видел всю магию, которую она когда-либо использовала, видел следы заклинаний, и видел бездонную пропасть черни, которая все это заливала и растворяла. Будущий магистр Перферо действовал по наитию, ведь прежде он и помыслить не мог о возможности подчинения негатива, так что он решил сделать как проще. Точнее, ему казалось, что так будет проще.
Словно пинцетом, он одну за другой вытаскивал из неё нити, связывающие её с силой духа. Разорвать их внутреннюю связь казалось невозможным. А потом он решил попросту отсоединить хозяйку и слугу друг от друга хоть на какое-то время. Освобождающееся в сосуде место занимал негатив, которого тут было в избытке. Когда серая материя заполнила собой больше половины сосуда магички, Дримен решил сменить цвет, трансформировать негатив в тень прямо внутри души Троккель.
Она закричала так громко, словно ей под ногти вгоняли иглы, а по щиколоткам скользило лезвие меча.
Венто подорвался с места и увидел свою любовницу, стоящую над улыбающимся магом, и больше ничего. Он не видел потоков магии исходящих от стихийника, но все же поверил своей интуиции и ушам: прежде его женщина ещё ни разу не визжала. Он хотел было спрыгнуть вниз, но подол его серебряной мантии удержало нечто:
- Не лезь к мальчишке, пусть учится. - Сказал кислый старческий голос, прозвучавший где-то на уровне поясницы Венто. Это было последнее, что он услышал в своей жизни.
Дримен же вспомнил слова Оры о том, что при пресыщении негативом, носители темной материи теряют рассудок и становятся демонами. Он был более чем уверен, что покуда его противник в сознании, применять против неё Оримие Интетта не имеет никакого смысла, а потому...
Он пересыщал её душу негативом и ждал, когда же у неё пойдет пена изо рта.
Это случилось очень скоро.
Завизжав, а к концу сорвавшись на хрип, грязная, страшная как жизнь Стижиана, магичка выпучила глаза и подпрыгнула, чтобы повалить едва поднявшегося мага, но снова столкнулась с его взглядом: черным, как бездонная пропасть. И её не стало.
Дримен громко закашлял и снова рухнул на пол. Боязливо открыв глаза, он осмотрел комнату и убедился, что оба монаха ещё дышат, что заклинание потихонечку с них сходит. Ему понадобилось около минуты, чтобы вспомнить о компаньоне ныне сгинувшей магички.
Он подскочил на месте и устремил свой взгляд на трещину в крыше, через которую пробивалось утреннее солнце.
Картина, достойная висеть в галерее: укутанный золотыми лучами, на скосе сидел старикашка более чем маленького росточку, в длинной мантии, а глаза его были сплошь черного цвета.
- Ах ты старый пень... - Улыбнулся Дримен своему учителю Линео Визетти, который подмигнул ему, скрыв свои Оримие Интетта.
Тео взял собой Фасвита и Малика. Первого он собирался взять собой в столицу, во вторую школу инквизиции, которую на него повесила благословенная королева. Она сказала, что поскольку эта школа территориально находится ближе всего ко дворцу, ей было бы лучше держать рядом с собой сильнейшего в истории монаха. Обоих. А Фасвита Тео собирался брать козлом отпущения: мужик умный, смышленый, любит покомандовать, на него-то мастер Ветру и повесит все преподавательские обязанности. Он прекрасно понимал, что инквизиторы - это вам не милые монтерские послушники, а из них придется действительно "выбивать" дурь, к чему в монастыре приходилось прибегать очень редко.
