Катерина Шишканова - Янтарин
В лесу он узнал Феликса только лишь по взгляду — извечная привычка смотреть из-под обкусанной чёлки выдала парня с головой. И потом, Фелиша, закрытая десятком телохранителей — это нечто невообразимое: уж слишком любит свободу. А вот саму Фелишу он едва узнал тогда, на поляне: кошачьи глаза, огненная обсмаленая шевелюра, ругательства сквозь сцепленные зубы — это да. Но взгляд, запах, фигура… Раньше она задирала нос и только с такой позиции предпочитала смотреть на мир (точнее, плевать на него и всех в нём), теперь же просто сверлила огненными очами собеседника, выбивая у того почву из-под ног. Раньше от неё пахло реактивами из алхимической лаборатории, тиной из паркового пруда и лошадиным потом, теперь же всё — от волос до плаща — пропиталось гарью, словно девчонка пристрастилась к курительному листу. Раньше её фигура… впрочем, не надо о наболевшем. О том, что это девица теперь догадаться не составит труда, особенно, когда они вместе — Феликс и Фелиша. Мальчишка тоже изменился, пусть и не так кардинально: вытянулся, адамово яблоко на горлянке проступило, чуть раздался в плечах… поднабрался ехидства, судя по репликам. И проворства — теперь ей не так-то просто придушить родственника.
Но отныне близнецами они не являлись.
— Там ведь волкодавы! Военное положение в Говерле — это в первую очередь натасканные Хольтом на уничтожение нежити здоровенные псы. Ты как за стену перебрался? Или?.. — она улыбнулась и покачала головой, — снова Таша в будущее заглядывала?
— Вообще-то… — парни бегло переглянулись.
— Филя, не кривись и не строй глазки Архэллу — он не в твоём вкусе. Что с Ташей?
Феликс разжал застывшие на шее руки, тяжело вздохнул и зажмурился.
…Чёрные драконьи крылья застыли двумя изломанными дугами. Ветер хлестал в лицо. К животу прилип горячий феникс, не пожелавший расставаться с подружкой. Матильда заложила вираж и влепилась точно между деревьями городского парка. Будь она помассивней — снесла бы пару-тройку вязов, чуть меньше — размазалась бы об их стволы. Сердце Фелиши сжалось — по старому любимому парку будто ураган прошёл, вывернув огромные деревья и швырнув их в кучу… нет, ураган разбрасывает всё на своём пути, а здесь… Фелиша присмотрелась внимательнее — деревья валялись в одной куче корнями наружу, являя собой удручающее зрелище. Дракониха неожиданно скуксилась и толкнула мордой в спину девушки. Совсем как тогда на поляне, окружённой кентаврами. Только в тот раз свой страх она скрывала за ехидными выпадами. Сейчас же просто поскуливала и яростно чесала лапой нос.
— Это… гнездо? — не веря собственной безумной догадке, произнесла Фелиша. Матильда горестно всхлипнула и поскребла лапой, предлагая валить из этого оглушающе тихого места и не оглядываться. Не обращая внимания на скулёж принцесса пробралась меж крученых корней в центр кубла.
— Ну, скоро ты там? — через несколько минут тёмная морда сунулась сквозь ветки поваленных вязов.
— Вали, если трусишь.
— Ты что, останки здесь ищешь?
Фелиша развернулась и без предупреждения влепила в морду огнём. Матильда высунула язык и исчезла раньше, чем пламя въелось в пожухлую листву.
— Дубина!
— Брысь отседа!
— Фелль, не надо! — Архэлл выскочил из-за спины, мягко перехватывая руки взбесившейся девчонки и заводя их за спину. Вторая порция огня распылилась в небо.
— Прижми её к земле, чтоб не светилась сильно, — Феликс материализовался как всегда бесшумно. Прошёл мимо брыкающейся в руках нерреренца сестры, провёл рукой по выжженным веткам, мельком увидев сквозь просвет в листве трущую лапой обожжённый нос дракониху. Феникс сидел на её спине и старался не высовываться. Поджал губы. — Фелль, не брыкайся!
Девчонка молча выворачивалась из хватки сконфуженного Архэлла.
— Ладно, пусти её, пусть придёт в себя, попсихует, взорвёт что-нибудь. Иначе ведь не успокоится.
Фелиша выругалась.
Она ругалась не переставая всё утро — когда выбивала подробности из брата, когда удирала от парней и сжимала в тисках сознание несчастной Матильды. Когда честила на все корки глупую, ничем не оправданную выходку старшей сестры.
…-Таша вышла к дракону. Отревелась из-за Веллерена, а ночью удрала в парк. Больше ни её, ни его не видели…
…глупая! Самоуверенная, ненормальная…
— Не зыркай на меня волком, будто я во всём виноват.
Фелиша сплюнула траву, набившуюся в рот, пока Архэлл добросовестно мокал её в зелёный наст.
— Нужно было за ней следить, а не пускать слюни на Милли и не делай такие глаза, я знаю, что всё так и было.
— Конечно, — Феликс бухнулся перед сестрой, без всякой брезгливости залез ей пальцем в рот, доставая последнюю травинку, — я именно для того и явился в Говерлу, чтоб торчать у постели Милли, мне же так нравится слушать лихорадочный бред!
— Что? Так ещё и Милли захворала? И ты молчал?
— Нет, я должен был орать тебе в спину, когда ты улетала на Матильде!
— Нет, ты мог сообщить об этом сразу же, а не студить мои уши!
— Ребята, а… м-мм… мне кажется…
— А ты!..
— А тебя!..
— Эй, стоп! БРЕК! Вы чё, ополоумели? — Не долго думая, Архэлл отвесил два подзатыльника. Две руки одновременно взлетели к рыжим шевелюрам и совершенно синхронно почесали затылки. — Разбираться вы будете потом, а сейчас, может, соизволите заметить, что мы в гнезде дракона?! Псы вроде не переживают, и всё же я бы здесь не задерживался, — он кивнул в сторону здоровенной собачищи, приветливо высунувшей язык и постукивающей хвостом, больше смахивающим на дубину, по взрытой драконьими когтями земле.
— Это?.. мне кажется или это волкодав из городской охраны?
— Он самый, родимый. Мы с собой на всякий случай десяток прихватили.
— Десяток? Они же только Хольта и слушаются.
Архэлл свистнул. Десять счастливых собачьих морд высунулись отовсюду, где их только можно и нельзя было предположить.
— Всё больше склоняюсь к мысли, что венец — штука просто незаменимая в хозяйстве. Думал, этот шнурок только мысли магических тварей слышать горазд, а он на собак переключился.
— Может, потому, что это не совсем собаки? — вкрадчиво спросили за их спиной.
Парни подпрыгнули. Фелиша… улыбнулась. Повернулась и помахала рукой знакомому серому типу. Правда, теперь он выглядел не таким уж и незапоминающимся — на бесстрастном раньше лице играла широкая улыбка, плавно переходящая в плохо прикрытый оскал, серые глаза, когда-то холодные и настороженные, потеплели и перестали щуриться, открывая тоскливые жёлтые зрачки. Ей не нужно было смотреть на ноги — обязательно босые и когтистые. Оборотень.
