Василий Горь - За гранью долга
— То есть нам повезло, что Ярмелон ранил вашего сына, сир?
— Повезло??? — не удержавшись, король вскочил с трона, и, выхватив меч, перерубил один из опорных столбов палатки. А потом, рефлекторно сместившись в сторону, выскользнул из-под падающей на голову ткани: — Да лучше бы он выкрал или убил Коэлина!!! Она… В общем, тебя это не касается! Просто найди мою дочь и все, слышишь?!
— Да, сир… — вскинув руку вверх, Игрен поймал провисающий потолок и несколько раз энергично кивнул.
— Найдешь Илзе — графский патент и должность начальника Ночного двора у тебя в кармане. Нет — я тебя четвертую… Ясно?
— Да, ваше величество… — помрачнев, ответил барон. — Я могу идти?
— Иди…
…Дождавшись, пока барон вылетит из палатки, Иарус раздраженно посмотрел на снова провисший потолок, и, вцепившись в походный трон, оттащил его в сторону:
— Таран! Распорядись, чтобы поменяли столб и убрали со стола, а потом вызови сюда всех тысячников! Мы атакуем…
Глава 42. Аурон Утерс, граф Вэлш
Во время ужина принцесса изображала грозовую тучу. И периодически забывала жевать. Что довело Тома до белого каления: мой доблестный оруженосец, с трудом дождавшись, пока ее высочество отлучится в ближайшие кусты, одним прыжком перескочил через костер, и, присев на корточки рядом со мной, грозно прошипел:
— Что произошло между вами у реки?
Удивленно посмотрев на него, я почесал затылок… и расхохотался: мой оруженосец пытался защитить мою пленницу от меня же!
— Ничего особенного! Она просто попробовала тюкнуть меня по голове камнем…
— А-а-а… — мгновенно сдувшись, облегченно выдохнул Ромерс. А потом вспомнил, что я все еще его сюзерен: — Простите, ваше сиятельство! Я не имел права вас расспрашивать… Тем более, таким тоном… Этого больше не повторится…
Я молча кивнул.
— Разрешите мне покараулить первую стражу? — виновато попросил он.
— Спи… — буркнул я. — Я пока посижу…
— Как скажете, милорд… — поняв, что настроения разговаривать у меня нет, Том изобразил поклон. Сидя! Потом встал, добрался до сваленных рядом со здоровенным дубом чересседельных сумок, вытащил из них свой плащ и грустно побрел к собранной им для себя куче лапника.
Глядя на то, как он готовится ко сну, я вдруг понял, что с оруженосцем мне повезло: большинство воинов Правой Руки, привыкшие к тому, что их сюзерены практически непогрешимы, выполнили бы любое мое приказание. Не задумываясь о том, какие последствия это может вызвать. А этот молодой дворянин, выросший среди "изгоев", искренне старался жить так, как обязан настоящий мужчина. И не собирался делать ничего такого, что бы могло заставить его потерять лицо…
— Вы опять в первую стражу? — выйдя на поляну и кинув взгляд в сторону ворочающегося на куче лапника Тома, поинтересовалась у меня принцесса.
— Да, ваше высочество… — вскочив на ноги, ответил я.
— Почему? Ведь ваш оруженосец весь день просидел в седле, а вы… Кстати, а почему вы все время передвигаетесь бегом? У вас ведь есть два заводных коня!
— Если я поеду верхом, то заводным останется только один… Значит, когда три остальных устанут, бежать придется уже двоим… Ни вы, ни мой оруженосец не выдержите такого темпа, в каком бегу я… А терять время на отдых я не собираюсь…
— Я? — видимо, представив себя бегущей рядом с конем, принцесса возмущенно посмотрела на меня, а потом фыркнула: — Пытаетесь шутить, граф?
— Разве я похож на человека, который умеет шутить? — усмехнулся я, и, увидев, куда косится принцесса, подал руку, и, шагнув в сторону, помог ее высочеству опуститься на согретое моим седалищем седло.
— Даже не знаю, что вам сказать, граф… Скажите, а то, что рассказывают про ваш род, правда?
— Вопрос задан немного некорректно… — я присел на корточки и уставился в огонь. — Я же не знаю, что именно вам про него рассказывали…
Ее высочество улыбнулась, а потом начала забрасывать меня вопросами.
Странно, но минуты через две у меня создалось впечатление, что этот разговор — не простая беседа, а самый настоящий поединок. В котором есть атаки, защита и финты! Да, на первом уровне восприятия все выглядело предельно невинно — расспросы о нюансах легенд, связанных с моими предками чередовались с вопросами о том, люблю ли я танцевать, просьбы рассказать о причинах возникновения "вот этого страшного шрама" на моей руке — удивленным "ой, а вы действительно можете плавать в проруби?". Зато на втором уровне все было немного иначе: трудно сказать, почему, но принцесса постоянно пыталась дышать в ритме моего дыхания! Так же, как и Кузнечик перед тем, как сделать мне какую-нибудь каверзу. И иногда повторяла мои жесты. Не полностью, а так, словно пыталась примерить на себя пластику моих движений. Кроме того, ее высочество сменила тембр голоса, подпустив в него странную и отдающуюся где-то в глубине моего сердца хрипотцу…
Что самое интересное — все эти изменения в ее поведении происходили практически незаметно! И, если бы не любимая фраза учителя, которая въелась в мою душу еще в глубоком детстве, то я бы этого и не заметил…
— Если ты не знаешь себя и не знаешь врага — ты обречен. Если ты знаешь себя, но не знаешь врага — ты можешь победить и можешь потерпеть поражение. А если ты знаешь себя, и знаешь врага — твоя победа неизбежна… — чуть ли не раз в седмицу воспитывал меня Кузнечик. — Не трать время на самолюбование: все твои прошлые победы — ничто! Каждый новый бой — это развилка между жизнью и смертью. И… шанс чему-нибудь научиться… Каждый вздох, каждый жест, каждый взгляд твоего противника — это буквы, с помощью которых его можно прочитать! Смотри, слушай, чувствуй — и ты увидишь, услышишь и ощутишь то, что даст тебе возможность победить! И, если ты не помесь осла и дождевого червяка, то сумеешь понять, на что способен и чего не может твой враг…
Впрочем, нет, для того, чтобы не заметить смену ее пластики, мне надо было ослепнуть. И потерять память, в которой жили все те удары, которые я пропустил во время любимых лекций учителя. А так как с памятью и зрением у меня все было в порядке, то, как только я увидел первые намеки на копирование, у меня тут же заныли не раз отбитые Кузнечиком ребра.
Становиться тем, кого познали и победили, мне не хотелось, поэтому следующие минут пятнадцать я продолжал беседу, усиленно мешая ее высочеству себя чувствовать — делал лишние движения, менял ритм дыхания и играл с громкостью и тембром своего голоса. И почти не удивился, увидев выражение мистического ужаса в глазах принцессы. Впрочем, это выражение мгновенно сменилось другим. "Усталостью" — принцессе требовалось время, чтобы подумать…
