Джулия Смит - Король-колдун
Проявив несвойственное ему уважение к чувствам других, Мудрец удалился в приемную, оставляя их наедине друг с другом.
Атайя подобралась к кровати, каждый шаг давался ей с трудом — ноги словно налились свинцом. Принцесса опустилась на табурет и сжала руки мастера, любовно проведя пальцами по лабиринту синих вен, просвечивающих сквозь тонкую как папиросная бумага кожу. Когда-то эти руки накладывали заклинания, о которых принцесса могла только мечтать, — сейчас они лежали бледные, обескровленные и холодные.
— Мастер Хедрик, вы слышите меня?
Собрав остатки чувств, не затронутых печатью, принцесса попыталась проникнуть в его мозг и тут же отпрянула в ужасе перед обширными разрушениями, которые увидела там. Его магических троп больше не существовало, волшебные пещеры были погребены под крошащимися обломками, из-под которых, кровоточа, постепенно вытекала его сила.
— Боже мой, что же он сделал с вами?
Веки Хедрика затрепетали. Было видно, что каждое слово дается мастеру с большим трудом.
— Он не сделал ничего, Атайя. Все это — создание моих собственных рук. Хотя я и не думал, что одному из нас доведется пережить это. Видимо, опыты Мудреца в противостоянии корбалам дали ему силу достаточную, чтобы отразить силу моего амулета. Печально, но у меня такой силы не оказалось.
Атайя сжала его руку, словно стараясь влить в слабеющее тело хоть капельку собственной силы.
— Какой амулет?
Глаза Хедрика снова закрылись — слишком тяжело держать их открытыми.
Спросишь потом у Джейрена. Он отвел короля в безопасное место. Не волнуйся за них.
Атайя склонила голову в короткой благодарственной молитве.
— Мудрец запечатал мою силу, — прошептала принцесса. — Если бы вы освободили меня, я могла бы попытаться спасти нас.
Увы, я не могу, — безмолвно отвечал Хедрик, не в силах более говорить вслух. — Моя сила умерла. Как и я сам… совсем скоро.
Атайя еще крепче сжала его руку.
— Не говорите так. Неужели вы решили перенять мою унылость, за которую Джейрен всегда бранит меня?
Хедрик попытался криво улыбнуться.
Я прожил долгую жизнь, моя дорогая. И не виню Господа за то, что он позвал меня. Хотелось бы только побыть с тобою в день твоего триумфа, вместо того чтобы наблюдать за ним в компании Кельвина. И, конечно, Тайлера. Они смотрят на тебя даже сейчас. Никогда не сомневайся в этом, Атайя.
Холодок прополз по спине принцессы. Непостижимым образом, хотя она и предпочитала не задумываться об этом, Атайя всегда это знала.
Не скорби обо мне, — продолжал Хедрик, голос его был так же слаб, как беспорядочные вибрации в воздухе. — Я не знаю более почетной смерти, чем отдать жизнь за то, чтобы другие колдуны могли жить после меня. Но… попроси Мудреца, чтобы он позволил мне упокоиться в Рэйке. Там мой дом…
Атайя крепко прижала руки к губам — нет, она не заплачет, только не сейчас.
— Я попрошу… Я потребую этого.
Ты одолеешь его, Атайя. Дамерон не мог предвидеть всего… Сейчас я вижу. — Хедрик сражался за каждый вдох, через рукопожатие Атайя могла чувствовать слабый ручеек его силы. — Мудрец называет себя величайшим слугой Господа, но исторически, Атайя, эта честь принадлежит тебе, отчасти, возможно, потому что ты никогда не стремилась к этому.
Атайя не чувствовала никакой радости от его похвал. Какое все это имеет значение теперь, когда человек, наставивший ее на путь истинный, умирает?
— Мастер Хедрик, не покидайте меня…
Но он уже был далеко, и принцесса поняла, что мастер не слышит ее.
Заверши свой дневник, — донеслось словно благословение последнее наставление мастера.
Хедрик открыл глаза, последний раз посмотрел на свою любимую ученицу, затем с улыбкой откинулся на подушки. С затуманенными от слез глазами Атайя склонилась над мастером и поцеловала его в щеку — плоть его была словно высохший пергамент под ее губами. Как только она отстранилась, Хедрик еще раз вздохнул, глаза расширились в благоговейном удивлении, затем дыхание вылетело в последний раз, и глаза Хедрика закрылись для этого мира, чтобы открыться для иного.
Мудрец тут же оказался рядом с Атайей. Руки его больше не дрожали, и к нему возвращалась обычная манера поведения. В руке Брандегарт сжимал стакан вина — Атайя подозревала, что не первый.
— Он пожелал быть похороненным в Рэйке, — произнесла принцесса, слишком придавленная скорбью, что расплакаться прямо сейчас.
Мудрец кивнул, в этом жесте благотворительности совсем не ощущалось его обычного невыносимого чувства превосходства.
— Для меня честь иметь такого врага. Я выполню его просьбу.
Атайя поднялась на ноги, удивленная тем, что может стоять.
— Где… где Николас? — спросила она, надеясь отвлечься от раздирающей ее скорби, заняв свой мозг другими проблемами.
— Где-то в замке, — отвечал Мудрец уклончиво, — но он жив и находится под моей защитой. Я не собираюсь причинять ему вред до тех пор, пока вы не начнете доставлять мне хлопоты. А сейчас идем. — Он поставил пустой стакан и протянул принцессе руку. — Мы должны идти.
— Если я остаюсь вашей пленницей, мне бы хотелось содержаться в своей комнате. В подземелье холодно и сыро.
Мудрец незаметно качнул головой.
— Вы не останетесь в Делфархаме. И даже в Кайте. Держать вас здесь было бы большим риском — всегда сохранялась бы возможность того, что один из ваших союзников найдет способ освободить вас. В прошлом они проявили себя в этом смысле довольно изобретательно. Итак, идем.
Это была уже не просьба, и Атайя, чувствуя, что жизнь Николаса находится в ее руках, поняла, что должна подчиниться.
Принцесса оглянулась, чтобы в последний раз посмотреть на мастера Хедрика — такого безмятежного теперь, когда все его земные заботы завершились. Именно Хедрик поставил перед принцессой цель восстановить магию лорнгельдов в Кайте, а сегодня вся ее работа лежала в руинах. Пока Мудрец вел принцессу к неизвестному месту будущего заточения, Атайе не оставалось ничего другого, как размышлять о том, в какой искаженной форме осуществились ее мечты. Впервые за последние двести лет магия вернулась в Кайт, но вернулась в совершенно непредвиденном обличье.
Глава 14
Той же ночью вдали от пожаров и крови Делфархама архиепископ Люкин не мог заснуть, сидя в комнате своего дома в Кайбурне и размышляя о злосчастной судьбе. Весть о его позорном изгнании распространилась быстро, как чума, и даже преемник архиепископа Элдред, епископ Кайбурна, не решился послать Люкину приветствие или предложить почетное место за своим столом.
