Максим Далин - Зелёная кровь
Потому что, если и был какой-то шанс, то только этот: в Старшей Ипостаси и на Старшую Ипостась обычно не нападают. Но душа лосенка, вернее, обе части его души, просто изнемогала от чудовищной смеси боли, ярости и леденящего страха.
А Рамон, вероятно, уловил это впервые за время их дружбы. Он тоже перекинулся и чувствовал, судя по лицу и по ощущению от мыслей, весьма близко похожие вещи.
А ЭТОТ бесшумно вышел из зарослей.
Он уже раздался за лето, и шкура не висела на нем мешком, как бывает весной - но глыбой мускулов и жира пока не выглядел. Просто исчерна-бурая шерсть лоснилась и издавала отвратительный хищный запах, а двигался он, как неторопливый убийца: спокойно и методично, якобы неуклюже, нарочито медленно.
И Старшая Ипостась его совершенно не украшала. Потому что, несмотря на сытое лето, его физиономия все равно выглядела худой и жесткой, жесткой и мертвенно безразличной, только маленькие цепкие глаза шарили по берегу очень живо.
ЭТИ не умеют ни улыбаться, ни удивляться, ни показывать боль или злость. Говорят, под шкурой - или кожей, если речь идет о Старшей Ипостаси - обтягивающей их черепа, нет ничего, что двигало бы ее. И лицо похоже на череп. На вытянутый череп с цепкими живыми глазами.
Лосиный Ужас пришел. Остановился поодаль, ссутулившись, свернув громадные ступни внутрь и свесив тяжелые руки с когтями вроде длинных черных лезвий.
И Рамон ухватился за Локкерово плечо.
А медведь рассматривал их с ног до головы - и по бесстрастной маске его лица было совершенно непонятно, о чем он может думать.
Рамон сипло зарычал.
- Уймись, а, - сказал медведь. В его голосе послышалась насмешка, которую лицо не отражало. - Уймись, не люблю. Не люблю вашего брата, а убивать сейчас не хочу.
- Так я тебе и дался, - огрызнулся Рамон, показывая клыки. - Вали своей дорогой!
- Лосенка охраняешь, - сказал медведь непонятно - то ли вопросительно, то ли утвердительно. - Хороший лосенок. Помню, бродил тут по краю болота, совершенно одинокий, такой маленький и вкусный...
Локкер инстинктивно склонил голову.
- Ну давай, - прошептал он так тихо, что человек и не расслышал бы. - Давай, напади. Я буду защищаться, мы вдвоем будем, не думай, что тебе так сойдет...
Рамон звонко гавкнул - и на сей раз в его голосе не было страха, только злость и отвага. Медведь не двинулся с места.
- Храбрые, - сказал он еще непонятнее, а потому тон напоминал очень холодную издевку. - Просто парочка храбрых воинов. Ну что ж. Пес будет кусаться, лось ударит рогами, а Зеленый все это увидит. Когда-нибудь это будет.
Рамон ничего не заметил, он все-таки вырос в городе, среди домашних собак, но по телу Локкера пробежала дрожь. Перед его внутренним взором прошло что-то неописуемо огромное, живое, бесформенное - и такое сильное, что даже ураган, ломающий сосны, как щепки, казался на этом фоне слабым мельтешением бабочкиных крылышек. И этот поток силы прокатился по душе лосенка, как волна, и медленно схлынул.
Локкер выпрямился.
- Ты кто? - спросил он так громко, как сумел - то есть, не шепотом, а вполголоса.
Медведь оттянул и приподнял верхнюю губу - это было отвратительно и похоже на оскал, но Локкер вдруг понял, что Лосиный Ужас пытается ухмыльнуться.
- Я - тот, кто слышит, - сказал он, блеснув влажной белизной клыков. - Я слушаю лес. А вы, детки, бегите играть. Оно идет. Но оно еще не пришло. Вы успеете подрасти. Вам понадобится много сил.
Теперь, кажется, почувствовал и Рамон. Лосенок и щенок инстинктивно прижались друг к другу плечами - не из страха перед медведем, из другого страха, перед чем-то неизмеримо большим, чем любой зверь, перед этой сметающей стихийной силой.
Перед Зеленым, мелькнуло у Локкера в голове, и от этой мысли ноги превратились в песок, который вот-вот осыплется. Благие Небеса!
- Идите-идите, - повторил медведь и снова изобразил усмешку-оскал. - Ты, лосенок, хорошее, конечно, угощение, но мы с тобой не будем испытывать судьбу. Мы с тобой еще встретимся, потом, нескоро - и тогда нам обоим надо будет как-то удержаться в этой жизни... Перед лицом того, что идет...
Локкер перестал понимать смысл медвежьих слов - но понимал эту волну жара, пронизывающую все тело, все кости насквозь. И окончательно опомнился, только когда вдруг понял, что медведь ушел.
Исчез тихо, как полевка в траву, не шелохнув прибрежные кусты краснотала...
Когда Локкер закончил рассказ, некоторое время все молчали. Потом окончательно проснувшийся Мэллу сказал тихо:
- Медведи могут понимать зов... Зеленого... Мать когда-то говорила.
- Медведи накапливают в себе энергию леса, - сказал Хольвин. - Я толком не знаю о Зеленом... но я знаю, что любой медведь - аккумулятор жизни. Поэтому этот зверь и сидит у них в клетке, поэтому они не убили его до сих пор: это старый и странный зверь, он просто излучает энергию, а трупы им кормятся...
Псы глухо зарычали.
- Знаешь, что... - задумчиво мурлыкнул Мэллу и потерся об колено Хольвина подбородком. - Я, кажется, знаю, что можно сделать. Я могу поговорить с этим медведем...
- Там забор, - сказал Локкер.
Кот пренебрежительно усмехнулся.
- Ты, лось, не еда только потому, что псу старый друг. Глупые вы звери, травоядные...
Локкер не обиделся. Рысь есть рысь. Он прекрасно знал, что такое рысь.
- Не дразни Локкера, - сказал Хольвин. - Но поговорить с этим медведем было бы просто великолепно. Именно потому, что он, я надеюсь, понимает... некоторые необъяснимые вещи.
- Отчего вдруг приходит страх? - спросил Локкер. - Без причины, да? Ни с того, ни с сего?
Хольвин кивнул.
- Ну, вы, рогатые, наверное, всегда чего-нибудь боитесь, - сказал Мэллу. - Лось - не показатель. А я - показатель. Я чую. Я ничего не боюсь, но я чую... как что-то растет.
Псы согласно закивали. Рамон сказал:
- Здорово, что ты идти не боишься. Там - мертвяки.
- Мне плевать, - сказал Мэллу. - Я счастливый. Я любил, такую кошку любил... мурр-рр... Шикарную кошку. Будут котята. И еще - я собираюсь охотиться в лесу... так что мне плевать на мертвяков, бобик.
Хольвин почесал его за ухом - и кот потянулся всем телом.
- Я пойду ночью, - сказал он с тенью самодовольной усмешки. - В темноте люди не видят. А если будет дождь, так это еще и лучше.
- А я пойду сейчас, - сказал Локкер и поднялся. - Мне жаль от вас уходить, но это нужно.
Хольвин кивнул и улыбнулся на прощанье - Локкер потянулся к нему, давая погладить себя по переносице. Потом вышел из комнаты; Рамон выбежал на дождь его проводить.
- Передай привет Ирис, - сказал он грустно. - Жаль, что я ее никогда не видел.
- Еще увидишь, - улыбнулся Локкер. - Ты приходи к пруду, когда луна станет совсем круглой. И я приду.
