Елена Хорватова - Магия черная, магия белая
Он произнес заклятие (лицо его в этот момент так исказилось, словно чародей испытал приступ физической боли), и в руке его оказались сразу три меча. Один из них так и остался у чародея в качестве боевого оружия, а два, вырвавшись, принялись действовать самостоятельно, нанося все новые" и новые удары благородному рыцарю. Это были чары вольных мечей…
Рыцарь, столкнувшись с утроением боевого потенциала противника, стал на глазах слабеть. Тогда один из вольных мечей подлетел к нему со спины и плашмя ударил по ногам, прямо под колени. Металлические наколенники защитили рыцаря от возможной раны, но ноги его подогнулись, и он, загремев доспехами, рухнул оземь. Вольные мечи, взвившись вверх, спикировали с высоты прямо на рыцаря, пригвоздив его к земле, как коллекционную бабочку в собрании энтомолога. Со стороны было непонятно, что именно пробили мечи – только лишь доспехи или человеческую плоть под доспехами. Маргарита внутренне сжалась от ужаса, представляя, какую боль испытывает ее защитник, но, вопреки ожиданиям, потоки крови из-под рыцарских лат не струились. Право поразить рыцаря было оставлено мессиру Реми.
– Ну ты добился своего? – насмешливо спросил Реми противника, распростертого у его ног и лишенного возможности сопротивляться. – Я ведь предупреждал: тебе надо быть осмотрительнее и думать, на чью сторону выгоднее встать.
– Я не думаю о презренной выгоде, когда хочу остановить зло, – просипел поверженный рыцарь, оставшийся верным сроим принципам.
– А жаль, – усмехнулся Реми. – В качестве черного мага ты мог бы добиться больших высот. Но, пытаясь играть в благородство, обречен на никчемную роль вечного неудачника. Впрочем, я слышал, тебе надоело твое бессмертие? Что ж, сейчас подходящий момент, чтобы избавить тебя от этой обузы. Если тело остается без головы, никакой эликсир бессмертия не сохранит ему жизнь. А меч, выкованный рукой Тора, легко лишит тебя головы – зачем тебе, дружок, это вместилище мозга, если ты не желаешь пользоваться силой собственного ума?
Реми поднял меч и примерился, как вернее нанести роковой удар.
– Нет!!! – в ужасе закричала Маргарита, повиснув на руке мессира Реми и изо всех сил мешая ему действовать мечом…
Как там говорил старый Эрик? В трудный миг надо постараться выиграть хотя бы пару минут жизни… Это немало и может сыграть решающую роль в схватке!
Маргоша наконец осознала глубокий смысл этих слов – надо сделать все, чтобы подарить хотя бы пару минут жизни себе и своему союзнику! Пусть даже это будут последние минуты, но пока они с рыцарем живы, жива и надежда!
Прежде чем Реми смог отшвырнуть от себя молодую ведьму, впившуюся в него мертвой хваткой, на месте поединка шевельнулась чья-то тень…
– А ну-ка, замерли все! – раздался вдруг грозный окрик. – Нишкни у меня!
Чародей застыл с занесенным для удара оружием. Маргарита тоже почувствовала, что не в силах шевельнуться. Ноги словно приросли к земле, а руки налились такой тяжестью, что невозможно было двинуть даже пальцем.
Порывы ветра неожиданно стихли. Над лесом и болотами повисла глухая, зловещая тишина. Похоже, и уцелевшие на лесной опушке деревья не смели шевелить листвой, и комары затаились, боясь даже пискнуть…
А рядом с замершими противниками появился странный человек в меховой тужурке.
– Это что же ты, сударь мой, удумал? На моей земле этакое бесчинство творить? – заговорил он спокойным и вкрадчивым голосом, от которого тем не менее мороз пробегал по коже. – В сече рубиться без хозяйского дозволения? Да с темным волхованием баловать? Собственной силушки не хватает, так ты посмел черные чары в дело пустить? Этак-то поединки витязи не ведут. Много на себя берешь, касатик!
– Соловей, мне нужна ведьма, – глухо произнес Реми, с трудом ворочая языком. – Отдай мне ее, и я уйду.
Соловей присвистнул, от чего деревья вновь склонились до земли, а чародей с трудом устоял на ногах.
– Ишь ты, ведьму тебе отдай! Размечтался! Мало ли, кому что надобно! Шустер ты больно, Николушка! Шустер и борз! Зарываешься. То-то мне челобитная с болот пришла, что ты в наших землях беспредел творишь, живешь не по понятиям и на чужой кусок рот разеваешь, рожа басурманская! Я ведь еду-еду – не свищу, а наеду – не спущу!
– Отдай мне ведьму, – повторил Реми. – И попридержи язык. Я не из числа твоих шестерок, и угрозы твои не по адресу.
– Так, – буркнул Соловей. – Басурман упорствует в злоязычии своем. Людишек моих не забижай, Ремиз, у нас шестерок нету, все тузы, народишко справный. А вот ты, гнида заморская, притухни, пока не заставили все болото выхлебать. Усек? Нас на фуфло не схаваешь! Я муромскую дорожку держал, когда ты еще по парижам своим фазаном хлындал, сявка!
Откуда-то бесшумно и совершенно незаметно появилось несколько крепких парней. Пришельцы плечом к плечу стали за спиной Соловья.
– Пацаны, заводи старую чародейскую песнь! – скомандовал он, не оборачиваясь. – Покажем басурмайскому отродью, как тут у нас с черными волхвами справляются!
Парни тут же послушно затянули древним былинным ладом:
А не богатырь могуч
Из Новогорода подлетал,
Подлетал огненный змей,
Проклятый бархадей.
А броня его не медяна, не злата,
А шелом на нем не из красного уклада,
А калена стрела не из дедовска ларца.
А и убит тот огненный змей,
Проклятый бархадей.
Рассыпаны перья по Хвалынскому морю,
По сырому бору Муромскому,
По медяной росе, по утренней заре…
Как ни странно, от такого незатейливого текста мессир Реми начал буквально на глазах усыхать и корчиться и уже совсем не напоминал могучего воина гигантского роста – так, какой-то сморчок в старинных латах не по размеру.
Соловей смотрел на него свысока и с недоброй усмешкой, явно довольный результатом самодеятельных песнопений своей братвы.
– Моя дружина, – с гордостью объявил он. – Выученнички… Мы в этой земле все свойственники. А вот ты тут, Ремиз, лишний. Забыл, что на чужом поле играть всегда стремно? Так что, падаль, пора тебя отсюда прибрать за ненадобностью. И если еще когда вернешься, чтобы девку с ее цацкой дареной, бабкиной памятью, выцепить, ответку будешь держать передо мной! Братва за этим проследит. Все, прощевай, старый кореш! Пацаны, делай как я!
Соловей и его команда дружно всунули пальцы в рот и изготовились к свисту. То, что последовало, Маргарита не могла описать словами даже приблизительно. Звук, наверное, был похож на свист падающей ядерной бомбы, хотя в эпицентре бомбежки Маргоше бывать еще не доводилось и все ассоциации носили исключительно кинематографическое и литературное происхождение.
