Вероника Иванова - Право быть
А могли ли другие цвета быть известны ребенку, только-только открывшему глаза и увидевшему лишь крохотную частичку мира?
Черное и белое.
Или ты друг, или враг, третьего не дано, верно? Тому, кто прожил на свете всего несколько вдохов, невдомек, что помимо делящих с тобой путь жизни или пытающихся пресечь его будет еще много идущих рядом, но своими путями. Ты сможешь иногда видеть их спины, а иногда - улыбки, солнечными зайчиками скачущие в дорожной пылц, сможешь даже услышать эхо их голосов, только дышать одним и тем же воздухом вам не придется. Потому что мир, хоть и единственный на всех, все же настолько огромен, чтобы каждому живому существу предоставить собственные владения. И можно быть одиноким в толпе, натыкаясь на плечи и локти таких же, как ты, живущих только самими собой…
Нить, не включенная в Гобелен по всем правилам, разумеется, не подчиняется им, стало быть, в ее пределах возможны любые чудеса. Правда, обычно под чудом понимается нечто хорошее, полезное и приятное, а капризы Ка-Йен приводят к печальным итогам. Свобода, стало быть? Ну да, она самая. Озеро, песок - вот и вся свобода. Уверен, Нить создала бы и что-то другое, если бы могла знать чуть больше. Если бы не отгораживалась от остального мира, а доверчиво приникла к нему.
Люди приходили на берега Шепчущего озера, ища то наживы, то власти, то иной выгоды, но ты не понимала их нужд, маленькая. Не понимала, потому что для тебя самой не было ничего важнее единственного задержавшегося в памяти ощущения. Ничего важнее свободы. Ты слушала их невысказанные просьбы, растерянно хмурилась, качала лунной головой, беспомощно разводила песчаными ладонями, пока в один прекрасный момент все-таки не попробовала помочь. По-своему, разумеется. Ты решила освободить человеческие со-
знания от шелухи непонятных тебе желаний и, надо признать, преуспела.
Взять метлу погуще да размести по углам весь этот бормочущий сор, обнажить суть, подтянуть ее к свету, дать отдыша-ться, опомниться, прочистить горло и заявить о себе во всеус-лышание. Но откуда тебе было знать, маленькая, что подобная свобода для всего живого сродни смерти, потому что отрывает существо от мира?
Сколько людей умерло на твоих берегах? Десятки? Сотни? Тысячи? А ты все смотрела и смотрела с небес на корчащиеся в агонии тела, ожидая, что кто-то из них все же сможет победить страх и с честью примет твой драгоценный дар. И ты почти разуверилась и потеряла надежду или что-то похожее на нее, когда по белому песку пролегли следы человека, ищущего гак мало и так много.
Себя.
Ему ты смогла помочь и искренне радовалась, глядя на то, как он хохочет под взглядом Ка-Йен, тот, первый из рода Ра-Гро, впустивший в свою кровь и плоть лунное безумие. Он приглянулся тебе, верно, маленькая? Или то была она? Да, скорее всего. Хрупкая светловолосая девушка, распластавшаяся на белом покрывале песка, не отрывающая восторженный взгляд от зрачка, почти неразличимого в темноте нездешней ночи…
Ты полюбила ее всей душой, маленькая, так сильно, что незаметно для себя самой вмешалась в ее существо и пустила Узлы Кружев в пляс. Ты совершила преступление, но разве можно винить ребенка в том, что он всего лишь желал найти друга?…
Я разгладил на ладони песок, вытрясенный из складок одежды. Вот ведь странно, он до сих пор не нагрелся от моих прикосновений. Не потерял себя, непоколебимо неизменный. Или попросту упрямый? Мне упрямства тоже всегда было не занимать, хотя сейчас оно не может ни помочь, ни навредить, в кои-то веки. Потому что век как раз подходит к концу, и очень даже скоренько. Мой век.
Колода, на которой я сижу, жила намного дольше, когда была деревом. Лет двести, не меньше. Да и сейчас держится о го-го! По крайней мере вбитый в нее крюк с кольцом, через которое пропущены цепи, голыми руками вытащить не полу-
чится. Или получится, но не всякими. Вот Борг, к примеру, мог бы попробовать… Если бы не лежал поодаль точно такой же колодой. Успокаивает одно: он хоть и слабо, но дышит, значит, у нашей общей тюремщицы нет ни причин, ни желания убивать. Пока по крайней мере. Зачем проливать кровь, если можно превратить врага в покорного слугу? Конечно, незачем. Но о чем она думает сейчас, когда проверенный временем способ дал осечку? Я очнулся от насильственного сна несколько часов назад и, хотя за дверью в течение этого времени ни разу не раздались шаги, твердо знаю: придет. Чтобы задать все тот же вопрос.
- Кто ты?
А осечка- то произошла в первый раз, иначе слуги не тащили бы эту клятую колоду от озера сюда, в стены… допустим, дома, потому что не верится, что говорящей с водой для защиты от неприятелей нужен целый замок. Если задуматься, ей вообще не нужна защита, с такими-то возможностями подчинять и повелевать. Но излюбленная тактика дала сбой, а что возникает в подобных случаях? Замешательство. Тревога. Просыпаются сомнения -самые уязвимые качества человеческой натуры. И в то же время самые сильные, все ведь зависит от точки зрения и направления удара. Мне осталось провести последнее сражение… Но кто сказал, что оно будет состоять из одной-единственной фехтовальной партии?
Оборачиваюсь только после того, как удается спрятать улыбку.
Все тот же истукан, обернутый тканью. Право слово, начинаю скучать. Камни-светляки, рассыпанные по прозрачным сосудам в углах комнаты, позволяют разглядеть каждую складочку покрывала, каждый вдох, парусом поднимающий вуаль, но мне хочется заглянуть глубже. Я должен увидеть ее лицо, а еще лучше - поймать взгляд, чтобы окончательно утвердиться в правильности соображений о возрасте моей тюремщицы.
Она не может быть юной. Не имеет права быть таковой, если медлит и осторожничает. Любой ребенок снова и снова терзал бы мое сознание темным зрачком Ка-Йен, пока не добился бы успеха, но попытка не повторилась, стало быть, мы уже не дети. Далеко не дети.
- Здравствуй, сестричка. Я бы пожелал тебе доброго утра,
дня или вечера, но в этой комнате нет окон, так что позволь ограничиться приветствием столь же безликим, как и ты сама. По белому полотну проходят быстро затухающие волны. Хочешь увидеть мое лицо?
Не то чтобы хочу… Но думаю, сие зрелище привнесло бы в мою теперешнюю жизнь некоторое разнообразие.
Любая красавица непременно в ответ на мои слова гордо и надменно подняла бы вуаль, а эта медлит. Интересно, почему?
- У тебя были все возможности его увидеть еще там, у озера.
- Если бы я принял участь покорного раба?
- Если бы ты захотел стать свободным.
Она восхитительно уверена в своей правоте. Еще один вопрос опускается в бездонную копилку:
- Значит, для меня ваше прекрасное лицо навек останется сокрытым?
