Андрей Валентинов - Созвездье Пса
Чуть дальше, само собой, О. Очень тиятно, очень приятно…
…Коммуналка, коммуналка, коммуналка, замочная скважина, мыло в супе, о чужой коврик ноги не вытирать, звонить три раза… Коммуналка!..
На Веранде нас воспринимают гораздо спокойнее. Лука и тот источает только положительные эмоции и спешит сообщить, что раздумал посещать морское игрище, презентовав горкомовское приглашение Д. и его супруге в качестве компенсации за матрацный скандал. А парад мы сможем поглядеть и отсюда — прямо с Веранды. Почти вся бухта как на ладони. Кстати, они сейчас начнут.
И точно! Не успеваем мы докурить по сигарете, как за мысом начинается движение. Что-то грохочет, вверх взлетает облако белого дыма, и над Хергородом проносится четверка узкоклювых. Поясняю Свете смысл происходящего — все это должно обозначать образцово-показательное сражение. Сейчас они бросят десант прямо на набережную, предварительно как следует пробомбив гостевую трибуну. Борис спешит внести необходимые коррективы, уточняя, что обычно бомбят не гостевую трибуну, а Дворец пионеров, который стоит прямо на набережной. Причем к новому параду его восстанавливают в прежнем виде.
Света робко пытается сомневаться, но Лука авторитетно подтверждает сказанное, присовокупляя, что обычай этот ввел еще адмирал Сенявин в 1783 году
— как раз после того, как князь Потемкин-Таврический основал здесь первый Дворец пионеров имени цесаревича Павла Петровича, что было проявлением извечного соперничества сухопутной армии и военно-морского флота.
Сообразив окончательно, с кем имеет дело. Света больше не возражает, А в гавани между тем грохочет все громче, узкоклювые слетаются со всех сторон, дым повисает одеялом, и вот… И вот!..
Задвигалось! Что-то серое выползает из-за утеса, за ним еще, еще…
..У севастопольских пляжей носимы, мы не боимся даже Цусимы. В ваксе ботинки, пушки в нагаре — здесь мы страшнее, чем при Трафальгаре!..
Рабочая тетрадь. Обратная сторона. С. 27—28.
…Первая гуннская волна пощадила Крым. Однако вскоре одно из гуннских племен (утигуры), оторвавшись от главной орды, повернуло вновь в сторону Причерноморья, очевидно, решив завладеть запомнившимся им по дороге на запад полуостровом. Ослабленные, полурастворившиеся среди окрестных «варваров» города Боспора не смогли оказать никакого сопротивления, достаточно было одного ощутимого удара — и Боспорское царство, просуществовавшее почти десять веков, перестало существовать. Города опустели. На месте пантикапей-ского акрополя возникло кладбище…
Когда наконец все поражаемое поражено, а штурмуемое — взято с боем, серые призраки по одному начинают выползать из тумана. Мы наблюдаем за ними с наших скал у берега, где ожидаем возможности поплавать до того, как ветер нагонит послепарадный мазут. Какой-то знаток, стоящий рядышком, называет зверей по именам. БРДМ, БПК, ТК-21, БО… Под это антихристово бормотание мы и залезаем в теплую, даже чересчур теплую для утра воду.
…Парад пахнет мазутом, мазут пахнет парадом, парад мазута, мазут парада…
Идея приходит в голову Борису. Идея проста и более чем незамысловата. И в самом деле, не махнуть ли нам по случаю столь великого праздника в «Дельфин»? А вдруг по поводу священного дня наливают что-нибудь посимпатичнее совхозного «Ркацители»?
Мой скепсис противится этим доводам, но Света тут же поддерживает конструктивную идею, причем с явным энтузиазмом. Она так давно не бывала в ресторанах. Прошлый раз, когда востроносая ездила по Прибалтике, она только и видела, что рестораны. А в этом году…
Да, в этом году — явная промашка. Мангупы всякие, базилики с казематами. Черт знает какая компания попалась, то ли дело в Ласпи!.. Ладно, и в самом деле, отряхнем медвежью шерсть!
У кого-то из нас легкая рука — официантка после небольшого колебания одаривает нас бутылкой почти уже забытой красной коллекционной «Массандры». Боже мой, боже мой! Нет, слова бессильны. Даже Света перестает жалеть о ласпийском варианте.
…«Массандра», «Мускат», «Бастардо», «Совиньон», «Кокур», «Новый свет»
— белое, красное, розовое, с бульбочками, с крымским солнцем, с крымским зноем… Пивали, пробовали, дегустировали, разливали по хрустальным бокалам, разливали по жестяным кружкам… Эх!..
Везет, впрочем, не всем. Вбежавшим почти след в след за нами Луке с Буратиной достается лишь незабвенная трехлитровая банка с ее грозным содержимым. Но Буратино и этим вполне доволен. Он вообще — не гурман.
Итак, праздничный обед. Для Буратины еще и прощальный, он отбывает сегодня шестичасовым поездом. Уезжает и Маздон. В общем, разъезд идет вовсю, только успевай подавать кареты. Нам тоже осталось чуть-чуть. Еще один херсонесский вечер, еще одно херсонесское утро…
Идти никуда не тянет, дел нет и в помине, остается одно — лежать, закинув руки за голову, и время от времени истреблять наш изрядно уменьшившийся запас «Ватры». Впрочем, эту идею осуществляем лишь мы с Борисом — Света отправилась в Себасту, Буратино с угрюмым видом пакует вещи, а Лука, неугомонная душа, куда-то унесся. Вскоре, однако, он появляется вновь и уже с несколько поднадоевшей интонацией заявляет, что уезжает вместе с Буратиной. И что ноги его тут не будет! И ничто не заставит его переночевать здесь еще целую ночь…
Дело ясное, опять обидели тюленя! Тут же выясняется, кто и как. Это и вправду обидно, и даже очень. Мадам Сенаторша вкупе со своим ясновельможным супругом и августейшим Гнусом обсуждали очередной аморальный выверт Луки. Оказывается, наш тюлень, потеряв не только моральный, но и всякий прочий облик, не дожидаясь даже своего переезда в Южно-Сахалинск, уже третью ночь ночует у Светы на Древней. И не стесняется, развратник!
…Бросил жену, бросил детей, бросил семью, бросил Родину. Анафема, свечу вниз, из церкви вон…
Лука не просто зол до чертиков, он еще и напуган. Шутки шутками, но эта компания хорошо знакома с его уважаемой супругой, а мадам Гусеница уже не первый год подозрительно косится на вояжи Луки в Хергород.
Сейчас тюленя успокаивать бессмысленно. Пусть развеется! А потом можно и обсудить, кому это Лука здесь мешает — самому ли Гнусу, Сенаторше или кому-нибудь попроще. В коллективное помешательство я не верю — даже в Хергороде. Кое-кто еще год назад обещал выжить тюленя из экспедиции. Как выяснилось, это не так сложно.
…Но все-таки странная мысль вновь и вновь приходит на ум. Херсонес сам решает, кого пускать, кого нет. Чем-то наш тюлень пришелся не ко двору этим древним развалинам. Не тем ли, что отказался взять кирку? Мертвый город ревнив…
Прощаемся с Буратиной. Он в кратких, но сильных выражениях доносит до нас все, что думает о Херсонесе, его нравах, его женщинах — и о нас в особенности. Фраза о ноге, которая больше не ступит, не произносится, но, само собой, подразумевается. Извини, Буратино, деревянненький ты наш, жаль, что так вышло. Не сошлись вы с Херсонесом! То ли ты его не понял, то ли он тебя…
