Андрэ Нортон - Серая магия. Колдовской мир. Паутина колдовского мира
— Ищите другого лорда-защитника Горма, леди. Клянусь Норжаномом, что я не вернусь сюда. Думаю, у Эсткарпа нет причин жаловаться на своего капитана: к тому же, я не верю, что война уже выиграна.
— Вы знаете, он прав, — поддержал Кориса Симон. — Колдеров, может, и не много, большинство из них заперто в кораблях внизу. Но мы должны проследить их путь до самого выхода, чтобы быть уверенным, что они снова не вылезут. Как насчет Айля? И нет ли у них гарнизона в Салкаркипе? Глубоко ли они вторглись в Карстен и Ализон? Возможно, мы только в начале войны.
— Хорошо, — волшебница ласкала камень в руке, — поскольку у вас такие определенные мысли, Симон, оставайтесь здесь губернатором.
Корис быстро заговорил прежде, чем Симон успел ответить:
— Я согласен с этим планом. Владейте же Гормом с моего благословения, Симон, и не думайте, что я когда-либо предъявлю наследственные права.
Но Симон покачал головой.
— Я солдат. И из другого мира. Каждому свое: мне нужно проследить колдеров. — Он знал, что завтра, закрыв глаза, увидит узкую долину и бегущих отстреливающихся людей.
— Вы хотите отправиться в Айль, Салкаркип и дальше? — первым нарушил молчание Брайант.
— И куда же вы поведете нас теперь? — спросил Корис.
— В Карстен! — если раньше Симон и мог считать Брайанта спокойным и невозмутимым, то сейчас он усомнился в своей оценке.
— А почему Карстен так важен для вас? — голос Кориса звучал почти добродушно. Но было что-то такое в его голосе, чего Симон не мог уловить. Велась какая-то игра и он не знал ее правил.
— Ивьян, — это имя прозвучало как боевой вызов и Брайант посмотрел на Кориса, ожидая, что тот подхватит этот вызов. Как и раньше, во время разговора Симона с волшебницей, сейчас Корис и Брайант говорили так, будто вокруг никого нет.
Второй раз щеки Кориса вспыхнули, а потом побледнели, как будто капитан вел борьбу, от которой не хотел уклониться. Впервые он забыл о топоре Вольта, лежащем на столе и подошел к концу стола с кошачьей грацией, так не вязавшейся с его изуродованным телом.
Брайант, со странным выражением вызова и надежды, ждал его приближения. Руки капитана с силой упали ему на плечи.
— Вы хотите этого? — Кориса как-будто подвергали пытке.
И в этот момент Брайант попытался быть уклончивым.
— Я хочу свободы, — ответил он негромко.
Руки капитана упали. Корис рассмеялся с такой горечью, что Симон внутренне запротестовал.
— Будьте уверены, она ваша, — капитан отошел бы, если бы на этот раз Брайант не схватил его за руку.
— Мне нужна свобода, только чтобы свободно сделать выбор. И этот выбор уже сделан — неужели вы сомневаетесь в этом? Или мне не хватает того, чем обладает Алдис?
Алдис? Догадка сверкнула в мозгу Симона.
Пальцы Кориса, под подбородком Брайанта, повернули юношеское лицо. На Брайанта капитан мог смотреть вниз, а не вверх, как на других.
— Вы верите в клятву меча? У Ивьяна есть Алдис, пусть будут довольны друг другом. Но, мне кажется, Ивьян сделал неудачный выбор. И если на одном топоре был заключен брак, то почему бы его не заключить на другом?
— Брак только в бормотании Сирика, — вспыхнул Брайант, все еще немного вызывающе, но не пытаясь освободиться из рук капитана.
— Нужно ли говорить это мне, леди Верлейнская? — Корис улыбнулся.
— Лойз Верлейнская мертва! — повторил Брайант. — Вам придется иметь дело с ее наследницей, капитан.
Морщина появилась на лице Кориса.
— Не нужно говорить об этом. Мне не нужна жена с богатым приданым. И никогда больше не упоминайте об этом.
Ее рука зажала ему рот, призывая к молчанию. В голосе ее прозвучал гнев, когда она ответила.
— Корис, капитан Эсткарпа, никогда не должен так говорить о себе, особенно мне, женщине без наследства, земель и красоты!
Симон шевельнулся, зная, что для них двоих больше никого нет в комнате. Симон коснулся плеча волшебницы и проговорил:
— Оставим их.
Она тихо рассмеялась.
— Этот разговор о том, кто чего стоит, скоро прекратится совсем.
— Значит, она и есть исчезнувшая наследница Верлейна, заочно вышедшая замуж за герцога Ивьяна?
— Да. Только благодаря ей я спаслась из Верлейна. Фальк — не самый приятный противник.
Чуткий к оттенкам ее голоса, Симон стал угрюмым.
— Я думаю, что Фальк и его грабители в самом скором времени получат хороший урок, — заметил он.
Симон знал ее склонность к преуменьшениям. Вполне достаточно признания, что она обязана спасением из Верлейна этой девушке в другом конце комнаты. Для женщины Силы такое признание свидетельствует о подлинной опасности. Он испытал внезапное желание взять один из салкарских кораблей, посадить туда воинов и плыть на юг.
— Несомненно, он получит его, — со своим обычным спокойствием согласилась она. — Как вы сказали, мы еще в середине войны и еще не победили в ней. Верлейну и Карстену тоже придется уделить должное внимание. Симон, меня зовут Джелит.
Это произошло так внезапно, что Симон вначале даже не понял значения сказанного. Потом, вспомнив эсткарпские обычаи, он почувствовал крайнее удивление: ее имя, самое святое из владений обладательниц Силы — его нельзя отдавать никому.
Как топор Кориса, так и камень волшебницы остался лежать на столе. Симон понял, она сознательно обезоружила себя, отбросила свое оружие и защиту, отдавая в его руки самое ценное в ее жизни. Он мог только догадываться, что это означает для нее, и почувствовал благоговейный страх.
Он сделал шаг и привлек ее к себе. И, отыскивая ее жаждущие губы, Симон понял, что и сам изменился. Впервые он стал частью, неотделимой частью этого мира. И так будет всегда, до конца его жизни.
Паутина колдовского мира
1. Перчатка брошена
Ночью бушевала гроза, сердитые порывы ветра сотрясали древние стены, тугие капли бились в ставни. Но внутри южной крепости завывания ветра казались отдаленным ворчанием. И Симону Трегарту в этих звуках чудилось даже нечто успокаивающее.
Нет, то, что угнетало его, невозможно было объяснить — просто он ощущал какое — то гнетущее, томительное беспокойство, которое грызло его в предрассветной мгле, и он лежал напряженно, вслушиваясь в темноту, словно часовой на посту.
Холодный пот каплями стекал у него из — под мышек, выступал бисеринками на щеках и квадратной челюсти. В сероватой предрассветной мгле таяли тени, ни единый звук не нарушал тишину покоя, где стояла их кровать, и все же…
Рука его непроизвольно тянулась вправо. Не то, что бы он сразу понял это, но во всяком случае, Симон вдруг ощутил необъяснимую жажду дружеской поддержки, помощи — против кого? Он не смог бы найти названия тому странному чувству, которое вдруг охватило его.
