Дэвид Эддингс - Последняя игра
– Очень хорошо, что вы это сказали, мистрис Пол, – ответил Дерник. – Ho, если вы не против, я все же буду беспокоиться об этом, хотя бы немного и, конечно, про себя.
Тогда она рассмеялась легким, добрым смехом.
– Ах ты милый, дорогой наш, – сказала она, порывисто беря его за руку. – Что бы мы делали без тебя?
Дерник покраснел и попытался смотреть в сторону, но ее сияющие глаза все же поймали его взгляд, и он покраснел еще больше.
После того как они миновали осиновый лес, их взглядам открылся пустынный ландшафт. Из разросшихся сорняков, подобно надгробиям на давно заброшенных кладбищах, подымались белые валуны, а засохшие деревья простирали в небо сучья, как взвывающие о помощи руки. На открывавшемся впереди горизонте виднелось пятно тучи, настолько темной, что она казалась почти пурпурной. Нигде не было и признаков человеческого жилья, а на дороге, по которой они ехали, не оказалось никаких следов.
– Что же, здесь никто не живет? – спросила принцесса у Полгары.
– В Ктол Мишраке – нет, если не считать нескольких гролимов, – ответила чародейка. – Торак разрушил его и изгнал жителей в тот самый день, когда мой отец и король Чирека со своими сыновьями похитили Око из железной башни.
– Когда же это было?
– Много столетий тому назад, Се'Недра. Насколько мы смогли установить, это случилось как раз в тот день, когда родились Белдаран и я, – в день смерти нашей матери. С уверенностью это трудно сказать. В те дни мы несколько небрежно относились ко времени.
– Но если ваша мать умерла, а Белгарат был в то время здесь, то кто же позаботился о вас?
– Конечно, Белдин. – Полгара улыбнулась. – Он не был хорошей матерью, но делал все, что мог, пока не вернулся отец.
– И поэтому вы так привязаны к нему?
– Да, это одна из причин.
Зловещая туча все еще не двигалась. Она казалась такой же неподвижной, как горная цепь, но по мере приближения к ней подымалась все выше и выше.
– Очень странная туча, – ответил Дерник, вглядываясь в плотную, упругую завесу впереди них. – Сзади на нас надвигается буря, но туча, кажется, совсем не движется.
– Она действительно не движется, Дерник, – сказала ему Полгара. – И никогда еще не двигалась. Когда энгараки построили Ктол Мишрак, Торак сотворил эту тучу, чтобы скрыть город. Так с тех пор она находится на одном месте.
– И долго?
– Около пяти тысяч лет.
– И там никогда не светит солнце?
– Никогда.
Верховные жрецы стали с некоторой опаской оглядываться вокруг, и наконец Уртаг приказал всем остановиться.
– Мы должны дать о себе знать, – заявил он. – Мы не хотим, чтобы стража по ошибке приняла нас за чужаков.
Остальные жрецы нервно кивнули, а затем все они вытащили из-под одежды блестящие стальные маски и закрыли ими лица. Потом каждый из них отвязал от седла факел и, пробормотав короткое заклинание, зажег его. Факелы горели особым зеленоватым пламенем и Давали вонючий, пахнущий серой дым.
– Интересно, что бы случилось, если бы я погасила ваши факелы? – спросила Полгара с едва заметной лукавой усмешкой. – Насколько вам известно, я могла бы это сделать.
Уртаг с беспокойством взглянул на нее.
– Сейчас не время для шуток, миледи, – предостерег он. – Стража очень жестоко обходится с чужаками. Наши жизни зависят от этих факелов. Пожалуйста, не делайте ничего, дабы не навлечь на нас беду.
Полгара слегка рассмеялась и не сказала ни слова.
Когда они проникли под тучу, стало быстро темнеть. Это не была чистая и прозрачная темнота ночи, а скорее какая-то грязная мгла, густая тень в воздухе.
Они одолели подъем и увидели перед собой котловину, а в середине ее почти скрытые во мраке развалины Города Ночи. Вокруг росли только чахлые сорняки и бледная от нехватки солнца трава. Торчавшие из земли камни были покрыты, как проказой, лишайниками, которые росли и на сырой почве, создавая впечатление, будто сама земля поражена какой-то болезнью.
Когда они въехали в город, среди нагромождений камня принцесса заметила какое то движение. Среди руин прыгали какие-то темные силуэты, и доносились звуки, похожие на клацанье когтей. Некоторые из этих фигур передвигались вертикально, другие нет. Се'Недра похолодела от испуга. Стражи Ктол Мишрака были не зверями и не людьми, и, казалось, они испытывают непонятную злобу ко всему живому. Больше всего Се'Недра боялась, что одно из этих чудовищ приблизится к ней и откроет свой лик – настолько омерзительный, что она может потерять рассудок.
Когда проезжали по разрушенной улице, Уртаг начал глухим и дрожащим голосом возносить старинную молитву Тораку. Плесень, казалось, царила всюду, грибы гроздьями росли в трещинах между камнями. Над всем этим нависал запах разложения, он подымался и от отвратительных грязных луж, и от мутных прудов с гниющей водой.
В центре города возвышались опоры толщиной с тело человека, на которых когда-то стояла исполинская железная башня. Ее обломки лежали ближе к югу, и ржавчина уже превратила железо в липкую красноватую грязь, которая походила на сгустки запекшейся крови.
Уртаг, теперь уже заметно дрожа, спешился перед огромным, в виде арки, порталом и провел их в полуоткрытую железную дверь. Помещение, в котором дарило гулкое эхо, оказалось столь же велико, как и императорский тронный зал в Тол Хонете. Не говоря ни слова, высоко подняв над головой факел, Уртаг провел их через другую огромную комнату, а затем по гудящим железным ступеням вниз, в темноту. В конце лестницы, возможно, в пятидесяти футах под руинами, находилась дверь из черного железа с огромными красными заклепками. Уртаг нерешительно постучал в нее, и этот звук отозвался в той палате, куда вела эта дверь.
– Кто пришел, чтобы нарушить покой дремлющего бога Дракона энгараков? – раздался из-за двери приглушенный голос.
– Я Уртаг, Верховный жрец Камата. – Голос гролима дрожал от ужаса. – Как приказано, я доставил пленных апостолу Торака.
Наступила тишина, а затем раздалось громыхание тяжелой цепи, за которым последовал скрежет огромной задвижки. Дверь медленно, со скрипом, открылась.
Се'Недра разинула рот. В дверном проеме стоял Белгарат! Прошла целая минута, прежде чем ее удивленные глаза начали находить некоторые различия, которые сказали ей, что седой человек, стоявший перед ней, на самом деле не старый чародей, а кто-то, столь похожий на него, что они легко могли бы сойти за братьев. Сколь бы ни были малозаметны эти различия, они тем не менее ощущались очень сильно. Во взгляде человека, стоявшего в дверном проеме, сочетались и печаль, и ужас, и ненависть к себе, но все затмевало всепоглощающее обожание этого человека, испытываемое им к своему страшному господину.
