Юрий Никитин - Трехручный меч
Мы все смотрели с болью и состраданием, сердца наши, естественно, разрываются, но я все-таки промолвил осторожно:
— Сэр Генрих, еще одна слеза, и мы хрен прочтем написанное. Уже и так иные слова придется читать отпечатанными на ваших губах.
Он спохватился, опустил взор, потом взглянул подозрительно, наклонился с посланием к костру, мол, так виднее. Мы в нетерпении смотрели на его бледное измученное лицо. Сперва глаза разгорелись дивным пламенем, это он признает ее почерк, на бледных щеках проступил румянец, значит, сердце застучало чаще, а вот брови поползли наверх, застыли там ненадолго, опустились и сдвинулись над переносицей, отчего глаза заблистали странным огнем.
Внезапно он вскрикнул страшным голосом, выпрямился, разом смертельно побледнев, и… упал навзничь, как подрубленное дерево. Мы с королевой опешили, затем подбежали, подняли и уложили рядом с костром. Королева сама побледнела, смотрит в ужасе, если бы знала о приведении в чувство искусственным дыханием рот в рот, уже бы присосалась, как пиявка, но сейчас только сложила руки на груди ковшиком и возвела очи к проплешине синего неба.
— Господи, — пролепетала она. — Не дай умереть этому славному рыцарю, который умеет так чисто и преданно любить! Это такая редкость среди мужчин…
— Не умрет, — заверил я. — Всего лишь простой обморок! Обычное дело для героев-рыцарей.
— Но он весь бледный и холодный, как мертвец!.. Колдовство…
— Сейчас узнаем, — ответил я быстро. — Я в таких колдовствах тоже умелец.
Размокший пергамент едва не расползался на ладони, я всмотрелся в полустертые буковки, прочел, не понял, прочел еще раз:
— «Свадьба была неделю назад. Он взял меня в жены».
Королева, склонившись над рыцарем, повернула ко мне голову:
— Что?.. Что там написано?
— Не понимаю, — ответил я растерянно.
— Но писала моя сестра?
— Гм, скорее невеста этого барона. Правда, бывшая.
— Что… что это значит?
— Здесь написано, что Катарган взял ее в жены. Свадьба уже состоялась.
Королева побледнела, как и Генрих. Мне показалось, что вот-вот рухнет в обморок.
— Это… невозможно, — прошептала она.
— Да, — согласился я растерянно, — просто немыслимо.
— Этого не могло быть, — повторила она. — Как это без полугодовой подготовки к свадьбе?
— Хотя бы двухмесячной, — сказал я горько. — мы бы как раз успели!.. Прямо во время венчания за миг до… ключевого момента, когда будет уже нельзя вспять, вырвали бы ее из-под венца! А сейчас… я просто не понимаю… Все как-то кувырком, вверх тормашками, карты спутаны.
* * *
Верхушки деревьев зашумели под внезапным порывом ветра. Я вскинул голову, над вершинками промелькнул зеленый хвост пролетевшего дракона, посыпались листья и мелкие сучья, сердито прокричала белка, и снова все стихло. Генрих вздрогнул, приподнялся на локте, лицо непонимающее:
— Что… что случилось?
Королева залилась слезами, я сказал успокаивающе, хотя у самого мозги плавились от бешеных раздумий:
— Пока ничего не известно. Может быть, обыкновенная деза. В этом мире, как и в остальных, правда, возможна любая хрень. Все надо перепроверить. Наш крылатый друг отдохнет, поест, снова отдохнет, а потом попробует еще разок… Верно, дорогой друг?
Ворон, заглатывая кус мяса с лапоть размером, прокаркал задушенно:
— Да, раз уж надо… Понимаю, долг… для нас, мужчин, превыше…
— Ты ешь, ешь, — сказал я заботливо. — Мужчины должны есть много, а ты клюешь, как воробышек!
— Ем, — ответил польщенный ворон. — Это я хорошие манеры выказываю.
Он рыгнул, ухватил второй ломоть и, вскинув морду выше, распахнул клюв, как пеликан, заглатывающий молодого дельфина. Мясо провалилось, как в нефтетрубу, что идет по Украине, королева заботливо подала еще ломтик. Ворон вежливо поклонился и схрякал тоже, я подумал с завистью, куда это все влезает, даже при ускоренном метаболизме, которым пернатые отличаются от нас и волков, все равно жрет как военно-промышленный комплекс.
Генрих поднялся, тупо смотрел в огонь, вдруг с силой ударил кулаком по земле. На красивом надменном лице было столько горя и недоумения, что я спросил невольно:
— Что-то еще?
— Тролль, — промычал он. — Тролль, проклятый тролль… Он… Он просто… чудовище!
— Мы это знали, — утешил я. — Раз мы — герои, то чудовище — он, а не наоборот. А что в этом нового?
Он вскричал яростно:
— Нового? Да ты понимаешь, что он совершил с похищенной принцессой?
— Нет, — признался я. Вообще-то я догадывался, что можно с нею совершить, но вряд ли тупой тролль решится на нормальный, с моей точки зрения, поступок, о котором лучше промолчать. — Что?.. Под ногти?
— Он… — сказал Генрих, глаза сверкнули, по красивому лицу пробежала мимолетная судорога, лицо стало надменным и суровым, но тут же перекосилось снова. — Нет, этого я просто не понимаю! Вместо нормальной королевской свадьбы, на которую надо было пригласить соседних королей, феодалов, баронов, графов и разных контов, что в течение месяца-двух собирались бы со всех концов материка, он… он… вот сволочь!..
— А, это, — протянул я, признался: — У самого кругом идет голова, а мозги так и вовсе друг на друга лезут, хоть уже и не весна.
— Но как он мог? Как он мог просто-напросто сыграть свадьбу в присутствии народца, что был при нем?
Снова я ощутил холодок некой космической тревоги, что ли. Обычная тревога — это обычная, когда из-за кустов выглядывают оборотни, вурдалаки, дорогу загораживают зловещие рыцари Тьмы, а сверху бросаются драконы. Но сейчас снова коснулось нечто новое, необычное и совсем-совсем иное, от чего по всему телу мурашки, а холодок пробирается уже во внутренности. Тролль почему-то поступил не так, «как надо». А это грозный и очень пугающий симптом, ведь события могут и дальше развиваться не комильфо.
Холод разлился в груди, превращаясь в жидкий гелий. От внезапного страха я зажмурился. А что, если события вдруг пойдут не так, как условлено Законами, а… по простейшей логике? Как выжить в мире, где вдруг воцарятся разумные отношения?
* * *
В мучительном ожидании прошел остаток дня, наступил вечер. Небо стало страшным от потоков разлитой по нему крови. На землю пала зловещая черная тень, в лесу засверкали глаза хищных зверей. Выступили первые звезды, из-за дальних гор поднялся и выплыл на середину неба сверкающий серп луны, уже заметно раздобревший, сытый.
Наконец послышалось хлопанье крыльев, ворон упал на поляну почти камнем, с трудом уцепился за сук на коряге. Пасть его широко раскрылась, он хрипел, глаза мутные.
— Вина, — произнес он сипло. — И еще… вина…
