Олег Авраменко - Собирающая Стихии
Анхела вздохнула и присела рядом с братом.
– Сначала нужно убедиться, что с тобой действительно всё в порядке, а потом уже будем решать – радоваться нам или горевать. Но если окажется, что всё в порядке... Как ты думаешь, мамины гены не отторгнут мой j-комплекс?
– Дон Фернандо считает, что отторжения быть не должно.
– Ты уже спрашивал его?
– Да. И тогда мы крупно повздорили. Он поклялся, что разложит меня на аминокислоты, если я вздумаю ещё что-либо предпринять без его ведома и согласия. Как раз сейчас он бьётся над тем, чтобы преодолеть реакцию отторжения. Его можно понять – каждому человеку хочется долго жить... Кстати, сколько я всё-таки проживу?
Анхела снова вздохнула:
– Если ты напортачил, то боюсь, что недолго.
– А если всё сделал правильно?
– Тогда будешь жить, пока тебя кто-нибудь не прибьёт.
– Ого!..
– А учитывая твой несносный характер, – неумолимо продолжала Анхела, – за этим дело не станет.
«Кеви, – мысленно обратилась ко мне Дейдра. – Могу поклясться, что у Рика полноценный Дар. Ты понимаешь, что из этого следует?»
«Прекрасно понимаю. Власть над силами и бессмертие – всем и почти задаром. Миллиарды, триллионы новых колдунов и ведьм. Отца точно удар хватит».
«Очередной сюрприз космической цивилизации... Что будем делать Кеви?»
«А что делать, сестричка? Разве у нас есть выбор? Вправе ли мы отказывать другим людям в том, что сами имеем? Нравственно ли это?»
«Конечно, безнравственно».
«Вот тебе и ответ».
«Гм-м... Многие урождённые колдуны не согласятся с тобой».
«Это их право».
«Они станут говорить об угрозе мирозданию...»
«Вернее, существующему порядку вещей, – уточнил я. – А что касается мироздания... В конце концов, Вселенная бесконечна, для неё что миллион колдунов, что миллиард, что триллион – всё едино. И если мы, люди, не сумеем ужиться друг с другом в этой бесконечной Вселенной, то мы просто недостойны в ней жить. Открытие профессора Альбы станет для человечества экзаменом на зрелость. Надеюсь, мы выдержим его».
Дейдра встала на цыпочки и поцеловала меня в губы.
– Кеви, ты прелесть! Я обожаю тебя. – Затем она повернулась к Рику и Анхеле: – Думаю, нам нужно кое с кем повидаться.
– С Хозяйкой? – догадалась Анхела.
– Да, с ней.
– Кто она такая? – спросил Рик.
Я улыбнулся ему:
– Профессор Альба говорил, что насчёт нас у тебя есть весьма оригинальная гипотеза. Небось, ты считаешь, что мы – пришельцы из иного мира, потомки древних колдунов и ведьм?
Рик потупился:
– Ну... в некотором роде...
– Тогда ты попал в точку, – сказал я. – Всё так и есть. А Хозяйка – наша главная колдунья. Она-то и решит твою судьбу.
20. ЭРИК
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ИЗГНАНИЯ
– Папа, – спросила Фиона. – Почему у Паолино две мамы, а у меня только одна?
Я поправил дочкино одеяло и погладил её белокурую головку.
– Разве тебе одной мамы мало, Фи?
– Нет. Я люблю нашу маму. Но почему у Паолино их две?
Трёхлетняя Фиона ворочалась в своей постельке и никак не могла заснуть, находясь под впечатлением событий ушедшего дня. Мы отмечали двойной юбилей – радостный и одновременно грустный. Сегодня моему старшему сыну Паоло исполнилось семь лет, и ровно семь лет назад умерла его мать, Джулия. Мы впервые взяли с собой на кладбище Фиону, и она вместе с нами положила свой букетик на могилу Джулии. Открытие, что, кроме Дженнифер, у Паоло была ещё одна мать произвело на нашу малышку огромное впечатление.
– Понимаешь, Фи, – сказал я, – у всех детей должна быть мама. Верно?
– Да, папа, понимаю. Без мамы детям нельзя.
– Вот то-то же. И когда первая мама Паолино умерла, он не мог остаться без мамы, поэтому его новой мамой стала твоя мама.
– А почему его первая мама умерла?
Из-за меня, с горечью подумал я. По моей вине... Но, разумеется, я этого не сказал.
– Так устроена жизнь, Фи. Все люди когда-нибудь умирают.
– Вы с мамой тоже умрёте? – встревожилась Фиона.
Я снова погладил её по головке.
– Не бойся, доченька, мы не оставим тебя.
– Если вы умрёте, я тоже умру.
– Успокойся, мы не собираемся умирать. Хочешь, я позову маму?
– Не уходи, папа. Останься.
Не знаю, как это получилось, но Фиона была стопроцентно папиной дочкой. Она больше любила играть со мной, чем с Дженнифер, с годовалого возраста предпочитала мои колени маминым и быстрее засыпала, когда именно я укладывал её в кроватку и рассказывал ей на ночь сказки. Дженнифер немного ревновала, но не могла не признать, что я оказался хорошим отцом и умею ладить с детьми.
В конце концов мне удалось рассеять страхи Фионы, постепенно она успокоилась, перевернулась на бочок и уже сонным голосом потребовала свою любимую сказку про Красную Шапочку. Я послушно начал рассказывать, но не успел ещё дойти до первого появления серого волка, как Фи ровно засопела носиком во сне.
Я умолк и некоторое время тихо сидел на краю кровати, ласково глядя на дочь. Я вспоминал, как без малого четыре года назад, когда у Дженнифер начались схватки, я просто сходил с ума от страха потерять её так же, как прежде потерял Джулию. К счастью, на сей раз всё обошлось благополучно. Ещё когда Джулия ждала Паоло, она научила нас обоих, как нужно правильно принимать роды и что делать в послеродовой период. Ей самой это не помогло; и, если быть до конца откровенным, благополучный исход беременности Дженнифер не был моей заслугой. При всей своей внешней хрупкости Дженнифер оказалась на редкость сильной и выносливой женщиной, она вполне могла родить Фиону и сама, без моей помощи.
А вот Джулию, несмотря на все наши старания, спасти не удалось. Она лишь успела дать имя сыну – Паоло, в честь своего отца, – и умерла. Позже мы нашли в ящике стола письмо, в котором Джулия просила нас не винить себя в её смерти. Она утверждала, что с её врождённым пороком сердца даже в лучших клиниках её родного мира, под присмотром самых лучших специалистов она не имела шансов выжить.
Впрочем, нас это мало утешило – и особенно страдала Дженнифер. На её родине, в космическом мире, смерть при родах была такой же дикостью, как каннибализм. К тому же она не могла простить себе, что сдуру рассказала Джулии об открытии своего знакомого, профессора Альбы, который нашёл верный способ преодоления генетической несовместимости колдунов с простыми смертными. Как я теперь понимаю, Джулия ещё с юных лет сильно страдала от того, что ей не дано стать матерью, потому-то избрала себе профессию акушера-гинеколога – чтобы хоть косвенным образом быть причастной к рождению детей; а заключение в необитаемом мире лишило её жизнь и этого смысла. Она не относилась к нашему положению так же философски, как мы с Дженнифер. Время было против неё, а вдобавок она чувствовала себя третьей лишней в нашей компании. Как я ни старался уделять ей достаточно внимания, как ни скрывал своего явного предпочтения Дженнифер, правда то и дело лезла наружу. Увы, сердцу не прикажешь: Дженни была мне намного милее Джулии, а я никогда не блистал актёрским талантом и не умел убедительно притворяться.
