Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа
Боск покачал головой.
— Я ее не помню. Это случилось вскоре после того, как мы с Флувио появились на свет.
— Трудно расти без матери, — негромко проговорил Туржан.
Боск тяжело вздохнул.
— Трудно расти Септентрионом. — Осведомленный лишь о двух способах просить что-либо — отца нужно было умолять, а с шахтовиками приходилось торговаться, — Боск решил обратиться к мольбе. Он опустился на одно колено. — Господин, я от всей души заверяю вас в своей готовности исполнить любое ваше желание. Только позвольте мне стать вашим учеником и освоить премудрости волшебства.
Туржан скрестил руки на груди и устремил на юношу долгий, пристальный взгляд.
— Это ведь оно тебя увлекло, не так ли? Деревце, выросшее на столе?
— Я знаю, что есть много всего другого, — сказал Боск. — Знания, не имеющие границ, тысяча еще не сотворенных чудес. Разве торговля грибами может с этим сравниться?
Туржан покачал головой.
— Никто из ныне живущих волшебников не обладает и малой долей того, что когда-то было известно Фандаалю. Наши жизни наполнены разочарованиями, потому что мы тратим их в попытках восстановить утерянное. Лучше сделаться странствующим акробатом, юный Боск, чем посвятить себя поискам тех знаний, что мы ищем.
Боск с усилием сглотнул.
— Мне нужна лишь малая часть от целого, господин. Не смею даже думать, что заслуживаю чего-то большего.
Туржан посмотрел в сторону особняка.
— Почему ты хочешь бросить уютную жизнь и ясное будущее ради мира бесконечных вопросов?
— Господин…
— Боск, — Туржан снова повернулся к юноше, — ты слишком молод, чтобы принимать столь важное решение.
— Значит, ваш ответ — нет?
— Твой отец, несомненно, так бы и сказал. Я рискну предположить, что ты с ним не советовался.
Юноша покачал головой.
— Тогда сделай это, — велел Туржан. — И если он согласится, мы однажды вернемся к сегодняшнему разговору. Возможно, через год — после того как ты все основательно обдумаешь.
Боск поник.
— Вы сомневаетесь, что он согласится.
— Как и ты, ведь иначе ты бы не спросил меня первым. — Туржан взял юношу за плечо и вынудил встать. — Давай-ка пойдем обратно домой и поговорим о грибах. Уж эта-то премудрость тебе хорошо знакома.
Боск со вздохом кивнул.
На протяжении десяти поколений Септентрионы из Северного Предела занимались торговлей грибами, и их познания в этой области были такими же глубокими, как само ущелье. Боск бесчисленное множество раз отправлялся с отцом и братом в дневное путешествие на север — туда, где западную сторону ущелья усеивали входы в туннели, к которым вели опасные крутые тропы из зеленого серпентина, столетия назад высеченные шахтовиками. В туннелях шахтовики выращивали свои тусклые сокровища и сушили с десяток сортов, которые в свежем виде невозможно было отправить на юг. Дважды в год Септентрионы везли туда партии товара и возвращались с золотыми монетами и продуктами, которые южанам доставались чуть ли не даром, а на севере считались деликатесами, — мукой, сушеными фруктами и овощами, законсервированными в масле.
Боск чувствовал себя запертым в торговом круговороте.
Прошел месяц после отбытия Туржана, когда юноша наконец-то осмелился заговорить о волшебстве.
— Это что еще за глупости? — пророкотал отец. Семья обедала за новым столом — тот, посреди которого росло деревце, переставили в отдаленную нишу, где имелось окно. — Ты будешь заниматься тем же, чем занимались все мы, и хватит об этом!
Боск оттолкнул тарелку с обжаренными до золотистой корочки грибами.
— Прошу тебя, отец. Флувио не хуже меня мог бы служить интересам семьи.
— Отпусти его, отец, — сказал Флувио.
— Тихо! — услышали они в ответ. — Я больше не хочу об этом разговаривать.
Спустя две ночи, когда хозяева дома и слуги уснули, Боск спрятал несколько монет в своем поясе, уложил в седельные сумки одежду, провизию, немного свежих грибов для себя и мешок сухих на продажу, после чего осторожно выбрался из особняка. В конюшне, седлая любимую лошадь, он услышал позади шаги и ощутил, как по спине пробежал холодок. Он повернулся, ожидая увидеть разгневанного отца, но то был лишь его брат в халате и тапочках.
— Он никогда не передумает, — произнес Боск.
— Я скажу ему, что ты отправился в шахты. Этого должно хватить дня на три.
Боск кивнул.
— Теперь здесь все твое, наслаждайся.
Губы Флувио медленно растянулись в улыбке.
— Я все ждал, когда ты наконец-то это скажешь.
— Он будет с тобой крут, как прежде со мной.
— Сомневаюсь. Теперь у него нет еще одного ребенка, который ждет своей очереди.
Боск повернулся к лошади и закрепил седельную сумку.
— Мне жаль, что все так вышло.
— В этом я тоже сомневаюсь. Но какая разница, раз ты все равно уходишь?
Не говоря больше ни слова, Флувио повернулся и вышел из конюшни.
При свете звезд Боск отправился на юг, следуя знакомым маршрутом, который вел к рынкам Асколеза. Он продвигался по некоему подобию дороги, чье частично сохранившееся покрытие на рассвете проступило сквозь буйную растительность. Боск знал этот маршрут, знал уединенные жилища, попадавшиеся тут и там на пути, — некоторые из них лежали в руинах, другие все еще были обитаемы. В последних он иногда останавливался, расплачиваясь грибами за гостеприимство, согласно старой традиции. Хозяева потом наверняка расскажут о случившемся его отцу, но это не имело значения, потому что отец и так догадался бы о цели его путешествия без особого труда. Удивительное дело, но последний полуразрушенный дом, в воспоминаниях Боска запечатлевшийся как рассыпающаяся лачуга, почти утонувшая в зарослях высокой травы, оказался преображенным. Его отстроили заново, а траву на широком лугу скосили.
Дверь была приоткрыта на ширину ладони, и сквозь щель кто-то смотрел на него.
— Добрый день! — крикнул Боск.
Дверь закрылась.
Боск взглянул на заходящее солнце. В этих развалинах он хотел переночевать. Поблизости протекал ручей, в котором он планировал наполнить флягу и поймать рыбу на ужин, а в десятке шагов от дороги можно было набрать сколько угодно сухих веток. Боск надеялся, что у него все-таки получится здесь остаться, расположиться на скошенном лугу и провести под открытым небом ночь, которая обещала быть ясной. Он подвел лошадь к воде, после чего привязал поводья к низкой ветке на почтительном расстоянии от хижины и снял седло, намереваясь использовать его в качестве подушки.
Дверь снова открылась — недостаточно, чтобы можно было что-то увидеть внутри, — и женский голос прокричал: