Дмитрий Видинеев - Предел. Дети палача
Возле этой камеры и велел остановиться Дориар. Сейчас в ней находились трое: жирный тип, который спал, свернувшись калачиком прямо на полу и издающий звуки похожие на раскат грома; прилично одетый старик, дремлющий сидя на широкой лавке, и молодой мужчина, застывший возле стены с закрытыми глазами, но зато с открытым ртом, из которого тянулась нить слюны.
— Выкиньте отсюда эту троицу, — распорядился Дориар.
Законники бросились выполнять приказ. Им понадобилось немало времени, чтобы вывести упирающихся не отрезвевших узников из камеры. А жирный тип, к тому же, едва его поставили на ноги, принялся плеваться во все, что видели его осоловевшие глаза, чем заслужил пару увесистых оплеух. Так или иначе, а камеру все же освободили, переведя узников в другую темницу.
Как только за дарнией и девочкой и закрылась дверь, вделанная в решетку, Дориар обратился к Невее, при этом нацепив на лицо выражение сожаления:
— Ты уж извини, малышка, но пока я не пойму чего от тебя ожидать, ты посидишь здесь. Видишь, я даже не стал вас с подругой разлучать, — он растянул губы в улыбке, во взгляде появилась легкая печаль. — На самом деле я хороший и добрый человек и, надеюсь, ты скоро в этом убедишься.
Севера не могла понять, издевается он или на самом деле пытается состроить из себя добрячка. Скорее — и то и другое. Этот человек слишком хитрый, чтобы быть однозначным.
— Сейчас я уйду, но скоро вернусь, — продолжал Дориар. — Мне нужно кое-что принести, чтобы кое в чем убедиться, — он многозначительно поднял вверх палец, после чего прильнул к решетке, прищурил глаза и тихо спросил: — Скажи, ты любишь кошек?
Да, Невея любила кошек, просто обожала. И что вообще это за вопрос такой?
— Нет! — резко ответила она.
— Ну, ничего. Я, знаешь ли, тоже не очень… — Дориар пожал плечами, развернулся и, вращая между пальцев трость, направился к выходу. На лестнице он оглянулся и подмигнул Невее, которая провожала его испепеляющим взглядом.
Как только Дориар и законники ушли, Невея повернулась к Севере, которая уже сидела на лавке с изможденным видом, прислонившись к шершавой стенке.
— Ты как?
— Нормально, — ответила Севера, думая, что хуже некуда. Правый глаз у нее заплыл, превратившись в узкую щелку, нижняя губа распухла, челюсть и скула выглядели так, словно их намазали соком черники. Болел бок, куда пришлись сразу несколько ударов, и спина. — Кости целы, — нашла она положительную сторону своего положения и с трудом, но все же сумела улыбнуться, — чего не скажешь о том уроде со сломанной ногой. В одном советник все же прав: я и, правда, неплохо наваляла его людям.
Невея отошла от решетки, пересекла камеру и села на лавку возле подруги.
Напротив их темницы на сене висел фонарь, далее — еще два, а в конце коридора за столом сидел стражник, который задремал сразу же, как только ушел Дориар со своими людьми. Из одной их камер доносился раскатистый храп, а когда он время от времени затихал, слышалось невнятное бормотание и кряхтение.
В камере Невеи и Северы стоял противный кислый запах, но было сухо и относительно чисто. Пол и стены расчерчивали падающие от решетки линии теней, трепещущие под неровным светом фонаря.
— Когда мы отсюда выберемся, — с трудом ворочая губами, произнесла Севера, — я первым делом прибью этого вояку Мархата. В том, что мы здесь, целиком и полностью его вина, — она говорила эти слова без злости, как если бы журила друга за необдуманный поступок. — Как считаешь, заслуживает Мархат хорошей трепки? А, может, люди советника прямо сейчас цепляют на него наручи с цепью, как у меня, и скоро его притащат сюда?.. Кхм… что-то говорить мне больно.
Невея прижалась в Севере и вздохнула.
— Там, в зале с реликвиями, кое-что произошло, — сказала она и поведала о реке, о сожженном цветущем мире, о призраках, будто восставших их пепла и о том, как они стали единой искрой. — Теперь, я полагаю, — закончила она рассказ, — сила призраков во мне. Странно звучит, правда?
— Странно? — Севера усмехнулась и тут же поморщилась от боли. — После всего, что мы с тобой повидали, для меня больше не существует слова «странно». Разве что если небо грохнется на землю с луной и звездами, я скажу, что — да, это странно. — Немного помолчав, она добавила: — жаль, что твоя сила не действует на людей.
— Жаль, — согласилась Невея.
— Знаешь, что я думаю? — Севера встрепенулась. — Я думаю, что нас предали. Дориар достаточно о тебе и обо мне знает. Откуда? Ну, скажи, откуда он мог узнать? Кто-то из отряда Мархата сообщил ему. Это точно. Больше некому. Только мы появились в городе, как нас тут же хватают, как раненых куропаток. И сколько бы Мархат не уверял, что каждый его воин скорее перережет сам себе глотку, чем окажется предателем, но… и в здоровом лесу попадаются гнилые деревья. Кто-то затаил обиду, а кого-то просто подкупили. А, возможно, в отряде изначально был соглядатай чернокнижников.
— Возможно, — вздохнула Невея.
В конце коридора погасла лампа. Стражник, будто почувствовав, что стало темнее, проснулся, с ворчанием выбрался из-за стола и заменил огарок в лампе на новую свечу.
— Как думаешь, мы выберемся из этой передряги? — тихо спросила Невея.
Севера долго молчала, словно опасаясь делать предположения.
— А что говорит твое предчувствие? — наконец решила она сама задать вопрос.
— Ничего не говорит. Но… мне почему-то не страшно. Даже не знаю… мы не должны отчаиваться.
— Кто здесь отчаивается? — Севера попыталась улыбнуться, но губы отказались повиноваться. — Лично я не отчаиваюсь, — на самом деле она была близка к отчаянию. Перед глазами то и дело вставал образ плахи и тех шестов с насаженными на них головами, что «красовались» на площади. Но как бы то ни было, дарния решила не показывать страха. Даже если завтра ей суждено стоять на эшафоте, она постарается держаться достойно. Хотя с такой разбитой рожей, подумала она, это будет нелегко.
Раздался звук открываемого замка, скрипнула дверь, и скоро на лестнице показался Дориар, с неизменной тростью в руке и печальной улыбкой, словно говорящей: «Я сожалею о всех своих грехах, но буду совершать их и дальше». С ним явились два законника — те из пятерых, что не пострадали в схватке с Северой. Один из них — рослый и широкоплечий — держал в руках большую черную коробку.
— Эй, любезный, — выкрикнул Дориар. — Принеси-ка мне свой стул.
Стражник схватил стул, быстро прошел с ним по коридору и услужливо поставил его перед Дориаром.
— Прошу, господин советник.
— Благодарю, друг мой.
«Крысы, играющие в любезность», — подумала Севера, а Невея подумала почти тоже самое, но связанное с фекалиями.
