Анна Тьма - Крылатый
Дядя Дарий ругался, в неудобной позе пережидая, пока двое караульных пройдут мимо. Я с неудовольствием вновь подумал о церемониальном костюме, в который был обряжен император. Черная рубашка, расшитая узнаваемыми серебряными символами, и такие же черные штаны с сапогами до колен. Хорошо хоть камзол и венец снял. Маня бежала первой, я сразу за ней, за мной Кацу, и замыкал дядя. Чего? Император слишком ценная личность, и это его надо охранять, а не ставить замыкающим для защиты тылов? А почему в таком случае мой отец, дед и дядя обходятся в основном без телохранителей, а если и берут с собой рыцарей, то не для своей охраны? Именно! Потому что императоры — это такие чешуйчатые гады, с которыми связываться себе дороже. Первый император высказывался шепотом, но от этого его речь была не менее проникновенной. Он знал, что рискует, доверившись мне, но легче от этого знания ему не становилось!
Жертва захлебнулась криком.
Я не в силах себя одолеть!
Не был я никогда человеком…
А теперь остается сгореть!
— Двое охранников сразу за входом, — сказала Маньячка, прикрыв глаза. — Там что-то вроде прихожей, перегорожено основательной стеной, но с другой стороны не зайти.
— Вперед на счет «три». Вырубаем охрану, а там посмотрим, — сказал я. — Два… три!
Сумасшедший бег, разбитый клинком за неимением времени замок, первый охранник получил удар в лицо ногой, и, до того как я коснулся пола, Маня, ужом проскочившая вперед, ударила дагой второму охраннику в горло.
— На кой хрен?! — прошипел я.
Маньячка не ответила, обыскивая мертвого. Не нужна никому эта лишняя кровь, Маня!
— Бесполезняк, здесь сканер сетчатки, — остановил я подругу, — и цифровой замок… давно устаревшей конструкции.
— Дай-ка я… — примерился было император, но тут рефлексы сработали прежде мозга, и я дернул его в сторону, припечатав к стене, а мой судорожный рывок зеркально повторила Маня.
Следующим движением я поймал за ворот выходящего из дверей парня в белом халате и припечатал к стене, заткнув рот.
Но за мною смерть не придет,
Я как свет лунный вечен!
Память боль с собой унесет,
И к тебе путь ночной намечен!
— Тихо! — прошипел я, пока Маня заклинивала дверь так, чтобы она не закрывалась до конца. — Один звук, и я тебе шею сверну! Понял?!
Тот судорожно закивал, покосившись на мертвых охранников (убит из них был только один, но никому о том знать пока не обязательно).
— Будешь умницей, останешься жить. Нет — я отдам тебя ей. — И указал на Маньячку, как никогда мерзко и многообещающе усмехнувшуюся. — А теперь отвечай по порядку — что за дверьми, сколько людей, какая охрана и где пленники?! — На последнем слове я сорвался, гортанно зарычав. Зрачки обожгло жаром — так сильно они засветились.
— Они там, двое, — побледнев, указал на дверь паренек. — Внутри восемь экспертов, четверо ассистентов и девять охранников…
Хорошо, что русский — международный язык. Даже этот наполовину японец, а наполовину непонятно кто говорил на русском, хоть и весьма паршиво. Тут до меня долетело раздраженное рычание брата: «Если ты меня сейчас не вытащишь, я умру и буду являться к тебе в кошмарах!» «Потерпи. Еще пару минут!» «Я буду готов, хе-хе… сюрпризец этим устрою…» Про себя разговаривая с Ваном, вслух я не забывал выяснять, чем вооружена охрана, где что расположено и какие еще меры безопасности предприняты.
Когда парень замолк, я задумчиво взглянул на него. Вынул из кармана узкую черную ленту, повязал ее на шею пленника и безучастно поинтересовался:
— Ты знаешь, что такое темные артефакты? — Человек опасливо кивнул, сглотнув. — Попробуешь ослушаться моих приказов любым доступным способом — эта безобидная ленточка оторвет тебе глупую голову. Ясно? — Главное — правильно сыграть, и тогда все вокруг поверят, что это не блеф! Даже те, кто точно знает, что у меня в руках всего лишь кусок шелковой ленты. — А теперь слушай, недоумок. Ты сейчас тихо уберешься отсюда, никому даже жестом не выдашь, что видел нас, никаким способом не поднимешь тревогу. Артефакт потеряет силу, когда я покину остров. А если тревога все же поднимется… лучше тебе не знать, что будет тогда! Пошел вон.
Звезды ледяного безумия,
Кровь потечет рекой!
Звезды ледяного безумия,
Кто виноват, что я такой?!
Человека как ветром сдуло. Он ничего не скажет, точно — пока я держал его за горло, то пережал несколько точек, временно атрофируя голосовые связки. Да и внушение сделал не самое плохое.
Мысли — отдельно, инструктирование дяди и Кацу своим чередом.
— Откуда ты все это знаешь? — только и спросил император.
— Дядя Дарий, а тебя дедушка что, никогда по «десятому аду» не гонял? — поинтересовался я, передергивая затвор снятого с охранника автомата и вручая его Кацу.
Первый император закатил глаза и горестно покачал головой. Родители мне и в «пятый ад» лезть не разрешают, говорят, что маленький еще, а с дедом мы вместе легко проходили «десятку», когда мне только двенадцать было! Тайком, конечно. Не дай Небо мама бы узнала.
Вошли мы так тихо, что в первые несколько секунд, жизненно необходимые для взятия ситуации под контроль, нас просто не замечали. Неудивительно, учитывая, что вытворяли «несчастные пленники»!
Звезды ледяного безумия!
Глаза мертвецов смотрят вослед!
Звезды ледяного безумия!
Я твоя смерть, ты мой обед!
Мой брат и мой друг, распевая в две луженые глотки эту песенку, увлеченно пинали четверых мордоворотов в санитарных халатах. Дальнюю от входа часть лаборатории занимала большая стеклянная… пожалуй, что клетка. Один ученый сидел в углу, баюкая сломанную руку, четверо бегали за двумя объектами эксперимента, которые разве что по потолку не ползали, а по стенам носились, как кошаки, нажравшиеся валерьянки. И орали так же пронзительно-мерзко, разбавляя «пение» ехидными комментариями.
Наблюдая все это, я успел вырубить трех из девяти охранников, увлеченных неожиданным веселым зрелищем, еще с двумя в те же мгновения разобрались дядя и Кацу, а Маньячка с невероятной скоростью просто перерезала кабель, к которому должна была быть подключена сирена.
Тут в мою голову пришла еще одна безумная идея, которую я поспешил реализовать. Безоружный, шагнул вперед, так, чтобы меня все видели, включил все свое обаяние на сто основных и двести запасных процентов и сладким до тошноты, пробирающим до костей голосом, отчетливо, дабы все слышали, сказал:
