Александр Прозоров - Зеркало Велеса
Новик подошел к воротам, громко крикнул:
— Рюрик, ты там сегодня у терема? Выпусти-ка меня в поле, хочу железом немного помахать.
Через минуту Андрей сбежал по дороге к подножию холма, свернул к озеру и пошел по льду, играя новеньким оружием. Перебрасывал его то в дальний, то в средний, то в ближний хват, резал воздух, колол, закрывался, опять рубил невидимого противника.
Как же это здорово — идти среди бела дня под открытым небом, не глядя испуганно по сторонам, не прячась от каждой тени и звука. Чувствовать себя хозяином, а не дичью!
— Новик! Андрей, слышишь меня?
— Слышу, Пахом, — резко саданув назад подтоком, развернулся Зверев.
Белый, даром что остановился шагах в десяти, все равно чуток попятился.
— Грозен ты, вижу, новик, — покачал он головой. — Откель меч такой невиданный?
— Малюту попросил. Он вчерась и сковал. Может, возьмешь в усадьбе жердину какую или прут и помахаемся?
— Интересно сие. Однако же батюшка снедать тебя зовет… — Дядька понизил голос и многозначительно сказал: — Лыжи повелел воском натереть и сани приготовить.
— Лыжи — это хорошо. — Зверев рубанул еще раз, напоследок, воздух и перекинул бердыш за спину. — Ну, пошли.
В трапезной уже вовсю шло застолье. В усадьбе пировать не начинали без хозяина — его сын такой привилегией пока что не пользовался.
— О, пришел, — широко улыбнулся новику Василий Ярославович. — Не осерчал, что от дела ратного отвлекаю? Вижу, ты опять неведомое что-то затеял? Опосля, мыслю, покажешь? Ты садись, садись. Подкрепись сегодня. Сегодня силушка нам понадобится. Для дела стоящего, молодецкого! Ешь. День, вестимо, постный, но матушка наша расстаралась.
Ради постного дня на столе, помимо кваса и сбитня, стояли блюда с печенными на пару щукой и лещами, спинки стерляжьи, белужья вязига, запеченные озерные окуни, осетровый тавранчук, щучья уха с шафраном, векошник из плотвиц, а также соленые грибы, капуста, пареная репа и репа печеная, свежепросоленная щучина, щучьи головы с чесноком, орехи, изюм, курага, моченые яблоки, перетертая брусника с медом, балык, а сверх того, разумеется, раки, каковых Андрей и выбрал. Ко всему рыбному у него надолго выработалось отвращение, а травой, как известно, не наешься.
— На лыжах стоять еще не разучился, сын?
В этом вопросе новику опять померещилась какая-то подначка, и он уже с осторожностью ответил:
— Да уж забыл, когда катался в последний раз.
— Хочешь, сегодня но лесу пройдемся? Как смотришь, сын?
— Отчего не пройтись? Пройдемся. — Видимо, от него ожидали совсем другой реакции, поскольку боярин уточнил:
— Может, слаб ты еще? Отдохнешь пару дней?
— Да вполне нормален я, батюшка. — Андрей отодвинул от себя блюдо с розовыми панцирями, оставшимися от шести раков, — На свежем воздухе быстрее силы наберусь.
— Ну, а коли так… — Боярин наклонился к супруге, поцеловал ее в щеку: — Спасибо милая, — и хлопнул ладонью по столу: — Вторуша, Белый, Никита, Рыкень, Потап, Мансур — хватит жрать! Брюхо не сдвинуть будет. Сбирайтесь!
Новик, тоже благодарно поклонившись хозяйке, поднялся вместе с холопами, и его тут же перехватил Белый:
— В светелку пошли, новик. Мыслю, не байдану дырявую надеть надобно, а кольчугу дедовскую. Не такая красивая, ан кольца-то куда меньше.
— Мы чего, в набег собираемся?
— Куда? — изумился Пахом. — Да в лес, в лес. Ну, хочешь — обновку надень. Токмо поддоспешник выбери потолще. А саблю не бери, отстегни ее. Смешно, право слово, в лес с саблей-то…
Так ничего и не поняв, Зверев влез в войлочный поддоспешник, байдану. Надел в рукава налатник, застегнул его до горла на крючки, а сверху затянул ремень, на котором остались только ножи, сумка с огнивом и ложка. Без нее тут из дома выходить было как-то не принято. Ну, как во времена Андрея — без трусов. Однако, выйдя на крыльцо, новик обнаружил, что половина холопов прихватили рогатины, решительно вернулся назад и закинул за спину бердыш, Что он, совсем дурной, с одними ножами топать туда, куда все с копьями направляются?
— А-а, с игрушкой своей расстаться не можешь? — рассмеялся боярин, одетый в скромный овчинный тулуп, причем весьма потертый и запачканный. Его, как казалось Андрею, больше дворня на плечи накидывала, нежели кто даже из холопов своим вниманием оделял.
Но отцу ведь вопросов задавать не станешь, а потому Зверев просто указал на острие торчащего из-за плеча лезвия:
— Им ведь, если что, и колоть можно, отец. Как рогатиной. Может и пригодиться.
— Тебе таскать, — не стал спорить боярин. — Ну, все собрались? Тогда пошли!
Возле ворот восьмерых мужчин ждали лыжи — широкие, охотничьи, в две ладони шириной, и сани — самые обыкновенные, но со снятыми оглоблями. Вместо лошади их за специальные постромки поволокли за собой четверо холопов, побросавших поверх сена свои рогатины. Андрей, глядя на это, немного поколебался, но все же оставил бердыш при себе.
Скатившись по склону, они повернули влево, к озеру, прошли по одной из «перекладин» огромного креста и поднялись в тихий сосновый бор. Новик начал понимать, что отправились они на охоту. Но вот что за зверь такой, которого нужно брать в доспехе и рогатиной? В голову почему-то лезли только крестоносцы. А спросить нехорошо. Он все-таки барчук почти взрослый — должен и сам знать.
Волоча за собой сани, охотники пробирались через бор часа три и прошли примерно столько же верст. Время от времени путь их пересекали то лисьи стежки, то парные отпечатки улепетывающего зайца, то вспаханная кабанами полоса. Но ничто не отвлекало мужчин от целеустремленного движения, пока смуглый, чуть раскосый Мансур не вскинул руку:
— Здесь! Вон она, под корнями.
Холопы тут же разобрали рогатины, выставив их в сторону поваленной сосны. Новик тоже скинул бердыш, ухватил под косицу, хотя пока ничего, кроме большого сугроба под сосной, не видел.
— Белый, давай его… — кивнул боярин.
Пахом подскочил к сосне, вскинул рогатину над головой и опустил ее в небольшую черную дыру на макушке сугроба. Несколько раз потыкал, поворошил, выдернул, отбежал в сторонку. Немного подождал. Ничего не происходило.
Он опять приблизился к дыре, ткнул в нее рогатиной — и тут сугроб взорвался! Холопы выставили копья. Из клубов снежной пыли раздался грозный рев, и выскочил немалых размеров бурый колобок. Увидев людей, он развернулся, встал на задние лапы, опять злобно зарычал.
И тут боярин кинулся прямо на него, ударив плечом под горло и обхватив руками за грудь. Медведь тоже сцапал человека в объятия, заклацал челюстями, навис всей массой. Но Лисьин, расставив ноги и напрягшись, повалить себя не давал. От натуги тулуп на спине лопнул, пополз в стороны, под ним блеснуло кольчужное плетение. Когти зацепились за него, доспех ощутимо натянулся, но выдержал! Бурый снова зарычал, клацнул зубами — плечо человека под подбородком не давало ему опустить морду и вонзить во врага клыки.
