Сергей Лукьяненко - Сумеречный дозор
— А я знаю? — я покосился на парня. — Возможно, есть какие-то особые заклинания для выявления вампиров?
— Нет, — отрезал Костя. — Все как у прочих Иных. Если Витезслав скрывается среди людей — никакими заклинаниями его не прошибить. Глупость какая…
Он занервничал — и я его понимал. Все-таки тяжело принадлежать к самому отверженному меньшинству мира Иных — и охотиться на своего собрата. Как он мне однажды сказал… молодому, глупому, отважному охотнику на вампиров: «Нас очень мало. Когда кто-то уходит, мы сразу это чувствуем».
— Костя, а ты почувствовал смерть Витезслава?
— Ты о чем, Антон?
— Ты когда-то говорил, что вы чувствуете смерть… своих.
— Чувствуем, если вампир лицензированный. Когда убивает регистрационная печать — отдачей всех в округе скручивает. У Витезслава печати не было.
— Но Эдгар явно что-то придумал, — пробормотал я. — Какие-нибудь инквизиторские штучки?
— Наверное, — Костя сморщился. — Почему так, Антон? Почему нас единственных постоянно травят… даже свои? Темные маги тоже убивают!
Он вдруг заговорил со мной как раньше. Как будучи еще невинным мальчишкой-вампиром… хотя, какая уж невинность у вампира?
И это было ужасно, это выворачивало меня наизнанку — проклятые вопросы и проклятая предопределенность, но уже от того, кто перешел границу. Кто стал охотиться и убивать…
— Вы убиваете… ради пищи, — сказал я.
— А ради власти, ради денег, ради забавы — более благородно? — горько спросил Костя. Повернулся ко мне, заглянул в глаза: — Почему ты со мной так разговариваешь… брезгливо? Когда-то мы были друзьями. Что изменилось?
— Ты стал Высшим вампиром.
— И что с того?
— Я знаю, как вампиры становятся Высшими, Костя.
Несколько секунд он смотрел мне в глаза. А потом начал улыбаться. Той самой, вампирской улыбочкой — вроде бы и нет еще никаких клыков во рту, а уже чувствуешь их на горле.
— Ах, да… Надо пить кровь невинных девушек и детей, убивать их… Старый, классический рецепт. Так стал Высшим старина Витезслав… Ты хочешь сказать, что ни разу не заглянул в мое досье?
— Нет, — ответил я.
Он даже обмяк. И улыбка стала жалкой, растерянной.
— Совсем ни разу?
— Нет, — уже понимая, что когда-то и в чем-то ошибся, ответил я.
Костя неловко развел руками — и заговорил, обходясь исключительно союзами, междометиями и местоимениями:
— Ну и… это… вот… ну ты… я-то… да… ну ты и…
— Не хочу я заглядывать в досье на друга, — сказал я и неловко добавил: — Пусть даже бывшего.
— А я-то думал, ты смотрел, — сказал Костя. — Ясно. На дворе двадцать первый век, Антон. Вот… — он полез в карман пиджака и достал свою фляжку. — Концентрат… донорской крови. Двенадцать человек сдают кровь — и никого не надо убивать. Гемоглобин, конечно, не причем! Куда важнее эмоции, которые испытывает человек, сдавая кровь. Но ты и представить себе не можешь, сколько людей до смерти боятся, но все-таки идут к врачу, сдают кровь для родных. Мой личный рецепт… «пропись Саушкина». Только ее обычно называют «коктейль Саушкина». Наверняка в досье записано.
Он торжествующе смотрел на меня… и, наверное, никак не мог понять, почему же я не улыбаюсь. Почему не бормочу виновато: «Костя, прости, я-то тебя считал сволочью и убийцей… а ты честный вампир, добрый вампир… современный вампир…»
Да, он таким и был. Честным, добрым и современным. Не зря работал в НИИ гематологии.
Бог только почему он сказал про состав? Про кровь двенадцати человек?
Хотя, понятно, почему. Откуда мне знать содержание «Фуарана». Откуда мне знать, что для заклинания требуется именно кровь двенадцати человек?
У Витезслава не было под рукой этих двенадцати. Он не мог сотворить заклинание из «Фуарана» и повысить свою силу.
А у Кости была фляжка.
— Антон, ты что? — спросил Костя. — Ты что молчишь?
Эдгар вышел из купе проводника, что-то говоря пожал начальнику поезда руку, направился к нам — все еще с довольной улыбкой на лице.
Я посмотрел на Костю. И все прочел в его глазах.
Он понял, что я понял.
— Где ты прячешь книгу? — спросил я. — Быстро. Это твой последний шанс. Единственный шанс. Не губи себя… в этот миг он ударил. Без всякой магии — если не относить к магии нечеловеческую силу вампира. Мир взорвался белой вспышкой, во рту хрустнули зубы и челюсть будто отнялась. Я отлетел в конец коридора и затормозил о какого-то пассажира, не вовремя выползшего подышать. Наверное, ему надо было бы сказать спасибо за то, что я не потерял сознания — впрочем, вместо меня отрубился сам пассажир.
Костя стоял, потирая кулак — и его тело мерцало, мгновенно входя и выходя из Сумрака, скользя между мирами. Так поразившая меня когда-то особенность вампиров… Геннадий, отец Кости, идущий ко мне через двор, мать Кости, Полина, обнимающая за плечи совсем еще юного вампира… мы законопослушные… мы никого не убиваем… вот ведь угораздило — жить по соседству со Светлым магом…
— Костя?! — воскликнул Эдгар, останавливаясь.
Костя медленно повернул к нему голову. Я не увидел — почувствовал, что он оскалился.
Эдгар выбросил перед собой руки — и коридор перегородила мутная стена, похожая на пласт горного хрусталя. Возможно, он еще не понял, что к чему, но инстинкты у Инквизитора работали.
Костя издал низкий, воющий звук и уперся в стену ладонями. Стена держала. Вагон потряхивала на стыках, за моей спиной медленно, неторопливо начинала визжать женщина. Костя пошатывался, пытаясь продавить защиту Эдгара.
Я поднял руку и послал в Костю «серый молебен» — древнее заклинание против нежити. Всякую поднятую из могил органику, никакого сознания не имеющую, а живущую лишь за счет воли колдуна, «серый молебен» разваливает на кусочки. Вампиров — замедляет и ослабляет.
Костя повернулся, когда тонкие серые нити окутали его в Сумраке. Шагнул ко мне, встряхнулся — заклинание рвалось на глазах. Никогда еще я не видел такой грубой, но эффектной работы.
— Не мешай мне! — рявкнул он. Лицо Кости заострилось, клыки прорезались по-настоящему. — Не хочу… не хочу тебя убивать…
Я сумел приподняться и поверх поверженного пассажира вполз в купе. На верхних полках начали визжать какие-то мужики внушительных габаритов — ничуть не хуже той женщины, что орала, стоя у дверей в туалет. Подо мной раскатились по полу какие-то стаканы и бутылки.
Костя одним прыжком появился в проеме двери. Только окинул мужиков взглядом — и те замолчали.
— Сдавайся… — прошептал я, садясь на полу у столика. Челюсть двигалась как-то странно — вроде и не вывихнута, но каждое движение отдает болью.
Костя засмеялся:
— Я вас всех тут сделаю… если захочу. Идем со мной, Антон. Идем! Я не хочу зла! Что тебе эта Инквизиция? Что тебе Дозоры? Мы все изменим!
