Свита Мертвого бога - Мазова Наталия Михайловна
– Представь себе, нет, – бросила Урано, собирая в комок все свое самообладание. – Изволь объяснить, Йахелле.
Верховный придвинул скамеечку поближе к постели Урано и снял с головы тонкий золотой обруч, знак своего сана, чтобы утереть пот со лба. Тряхнув роскошной черной гривой, которую, как подобает жрецу, носил незаплетенной, он снова надел обруч, и вставленный в него черный полированный агат блеснул, словно птичий глаз. Вообще для анатао, с их сорочьим пристрастием ко всему, что блестит, Верховный носил на удивление мало украшений, хотя его сан не запрещал этого. Кроме обруча, на нем были только скромные серьги, сверкающие в ушах двумя капельками крови. Да и то Урано всегда подозревала, что он носит их лишь затем, чтобы окончательно не заросли проколы.
– А следует из этого, что в ту ночь, когда ты, куча падали, потеряла стыд до такой степени, что удалилась к себе с женщиной, кто-то, приняв твой облик, но не сумев подделать голос, вошел в сокровищницу, забрал оттуда твою расчудесную книгу и сделал ноги. Исчезновение же ларца с красками было великолепным отвлекающим маневром. На первый взгляд, куда логичнее было бы взять драгоценности, но, похоже, тот, кто провернул эту операцию, очень хорошо тебя знал – из-за камешков ты, мешок с дерьмом, никогда не закатила бы такой всеобъемлющей истерики.
– Как ты смеешь так обращаться ко мне! – в голосе Урано на миг прорезались прежние властные нотки. – Раньше ты никогда не позволял себе такого!
– Так раньше ты ногами ходила, а теперь валяешься тут с перебитым хребтом. Куча падали и есть, – Йахелле поморщился. – А Супруга Смерти, да будет тебе известно, имеет право либо ходить по земле, либо лежать и не шевелиться. Если же она может только сидеть – она уже не Супруга Смерти, а сплошное недоразумение.
– Ты с самого начала знал, что я из себя представляю, – прошипела Урано. – И до сегодняшнего дня тебя это вполне устраивало.
– Устраивало, – кивнул Верховный. – Все твои выходки, твоя непрерывная течка и даже то, что ты ничего не могла без своей книги, искупалось одним – тебя боялись. Ты была вседневным напоминанием о том, что смерть – это страшно. С твоей помощью храм очень неплохо поправил свои дела. Увы, все это уже в прошедшем времени. Однако сейчас оно волнует меня куда меньше, чем то, что в сокровищнице побывал человек, на которого не действует сила Черного Лорда. Ибо там, где любой вор обратился бы в лужу слизи, стекающую с костей, эта женщина прошла, как по прибрежному песочку, и ушла невредимой. Только не надо говорить мне про «руку Солетт» – ты сама прекрасно знаешь, что их умения на этой земле ничего не стоят. Даже ты, возлюбленная господина моего, со своей книгой могла здесь лишь то, на что я дал свою санкцию, и ни каплей больше.
– У нее мог быть в сообщниках кто-то из жрецов. Я сразу же сказала тебе об этом, Йахелле, но ты не пожелал меня услышать. Иначе как бы она узнала, где именно спрятана книга? Сокровищница – она большая!
– Я бы охотно поверил в это, – скривился Верховный, – если б не одна маленькая деталь. Сначала, когда мне описали, как твой огненный шар не долетел до меналийского корабля, я списал это на твое неумение, но теперь, сопоставив кое-что, прихожу к весьма нехорошим выводам. Конечно, это может быть и простым совпадением, да что-то плохо верю я в такие совпадения. К тому же, насколько я выяснил, утечка сведений о том, что ты вообще пользовалась какой-то книгой, имела место лишь среди стражниц. Из жречества об этом знали только те, кому позволил я сам. Утаить такое невозможно, под смертной клятвой не лгут.
– Значит, книгу ты искать не собираешься? – переспросила Урано.
– А зачем? Новую Супругу Смерти найти на порядок проще.
На это волшебница-недоучка не нашла, что возразить. Собственно, все было ясно уже тогда, когда ящик, выдвинутый из постамента под статуей богини-козы, оказался пуст. Ей оставалось лишь тянуть время и рассчитывать на жалость Йахелле – прекрасно зная, что жалостью этот жесткий, расчетливый и властолюбивый уроженец северных островов никогда не отличался.
– Итак, в своем нынешнем состоянии ты для меня не только бесполезна, но и вредна, ибо компрометируешь меня, – снова прозвучал бесстрастный голос Верховного. – Ты не исцелилась за несколько дней, по острову уже пошли пересуды. Поэтому имеет смысл как можно скорее перевести тебя в лежачее и неподвижное состояние, в котором ты снова обретешь некоторую ценность, – с этими словами он уверенно подошел к тайнику, где хранились яды Урано, достал бутылочку из темного стекла, плеснул из нее несколько капель в чашу и долил водой из стоящего рядом кувшина. – Пей. До шествия осталось всего пять часов, а тебя надо предъявить народу в подобающем виде – не в том, так в другом. Думаю, версия, что господин наш покарал тебя за мерзостные сношения с другой женщиной, устроит всех.
– Смилуйся! – одними губами прошептала Урано, невольно отшатываясь от чаши в руке черного жреца.
Йахелле чуть улыбнулся.
– Разве я не милостив? Я смешал для тебя тот самый состав, которым ты убивала наиболее угодивших тебе мальчиков. Ты не хуже меня знаешь, что умирали они без всяких мучений – просто засыпали и напоследок видели хорошие сны. У тебя, правда, обойдется без снов, я даю тебе слишком сильную дозу. А в порядке утешения скажу, что, хотя твою книгу мне искать совершенно незачем, но ее похитительницу я постараюсь вырыть из-под земли… и по возможности снова под землю и отправить. Если ее не берут проклятья, то, может быть, возьмет меч или костер…
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой Нисада развивает бурную деятельность, а Тай получает предупреждение
Мы знаем все невесту эту,
Другой такой на свете нету.
Таких невест, таких невест
Сажать бы надо под арест!
Эмалинда отложила вышивку, к которой за эти дни добавилось лишь несколько стежков, и выглянула в окно. У крыльца суетились слуги, укладывая вещи Нисады в багажный ящик старенькой кареты, которая уже больше десяти лет совершала путешествия только из Лорша в Веннан и обратно. Как-то эта развалина выдержит долгий путь до Сэ’дили, столицы Вайлэзии?
А пусть как хочет, так и выдерживает!
Княгиня зло задернула штору.
Разумеется, Тарме, когда вернется, обвинит во всем именно ее – не пресекла, не воспрепятствовала, не проявила материнскую власть… Можно подумать, в ее материнской власти было что-то пресечь и чему-то воспрепятствовать! Обретя возможность ходить, Нисада как с цепи сорвалась, и если и прислушивалась к кому-то, то исключительно к этому Танберну Истье из Кинтаны, переводчику меналийской жрицы…
От нее, Эмалинды, никогда ничего не зависело. С самого детства, так рано, как только себя помнила, она всегда следовала за Тарме, как хвост за лошадью, и разделяла все его мнения. Они были похожи не только внешне и очень гордились своим сходством. Вот только… Княгиня снова бросила взгляд на неоконченную вышивку – великолепный букет фиалок с лепестками, переливающимися лиловым и сиреневым. Так и они с Тарме: он всегда был лиловой ниткой, а она – только сиреневой. Один цвет, но разная насыщенность. Она была лишь тенью, отголоском, подтоном для своего брата и ничуть не роптала на судьбу – пока в один прекрасный день блистательный Эллак Лорш, единственный наследник Великого Держания юга, не заявил, что умрет, но добьется руки и сердца неприступной Эмалинды.
Конечно же, он добился – он всегда добивался своего. Наследникам великих держаний не отказывают, к тому же поначалу Эллак приглянулся ей и сам по себе – своим жизнелюбием, порывистой властностью, сияющими серыми глазами и непокорной каштановой гривой. Лишь прожив с ним несколько лет и родив ему двоих первых детей, Эмалинда поняла, что так и осталась сиреневой ниткой, в то время как Эллак – ярко-красная. Брат оттенял и усиливал ее – муж, сам того не желая, подавлял одним своим существованием. Тарме она подчинялась потому, что и сама не хотела иного, подчиняясь же Эллаку, она каждый миг теряла собственное значение. Во всяком случае, так ей казалось…