Красавица, чудовище и волшебник без лицензии (СИ) - Заболотская Мария

— Это уж мне решать! — не согласился принц Ноа, смерив свирепым взглядом пыхтящего от негодования Заразиху. — Шиповнички и Цмины, Кислицы и прочие Горечавки предали меня, едва только поняли, что в силу вступил двор Молочаев! Разве последовал хоть кто-то из них за мной в ссылку? Разве осмелился выказать поддержку, когда я утратил красоту и богатство? Теперь все они восхваляют роскошь дворца дамы Эсфер. Для меня все эти имена все равно что придорожные сорняки! Не вспоминай при мне придворных моего отца — они забыли о своих клятвах верности, — впервые в глазах Ноа отразилось что-то похожее на горькую печаль, из которой способна произрасти мудрость. — Признаться, Заразиха, сегодня я помиловал тебя лишь потому, что ты один изо всех прежних приближенных оставался со мной в эту темную пору. Отец бы ни за что не позволил, чтобы в королевском совете звучало имя Заразихи — и ты это знаешь, старый гоблин. Но в моем собрании за тобой всегда сохранится это место — в память о твоей преданности. Пусть даже к ней примешано немало хитрости и соображений стяжательства!..

Вернувшиеся сороки, хоть ничего и не поняли из этой речи, однако с радостью подхватили ее и принялись перечислять имена всех предателей и отступников, да так шумно, что Ноа самолично прогнал придворных птиц в окно. И то верно — перебежчиков оказалось так много, что обсуждение это грозило затянуться до следующего утра.

— Благодарю вас, Ваше Цветочество, однако… — начал было говорить Заразиха, одновременно сердитый и польщенный, но принц перебил его.

— …А раз в моем совете имеет право голоса лесной гоблин, то и Джуп Скиптон с волшебником Мимулусом могут стать его участниками!..

— Вот уж нет! — вновь вспылил Заразиха, и утробно заурчал, не в силах сдерживаться — так нестерпимы были ему новые фавориты принца. — Невообразимо! Недопустимо! Кто угодно, но только не людишки!

— А я сказал, что людишки станут моими придворными советниками, и точка! — упрямо вскричал Ноа; взгляд его полыхнул, а в груди зародилось урчание точь-в-точь похожее на Заразихино. Вперив в друг друга гневные взгляды, они замерли, яростно сопя и крюча дергающиеся от злости когтистые пальцы.

Джуп, все это время прячущаяся за высокой спинкой кресла, которое было уготовано ей волей Его Цветочества, поежилась и подумала: «Нет, все же господин Заразиха точно приходится принцу двоюродным дядюшкой!.. Вот, и клыки они скалят совершенно одинаково, и шипят один громче другого…».

— Вы сами сказали, Ваше Ирисовое Высочество, — хрипло кряхтел господин домоправитель, — что не сомневаетесь в моей верности! И, пользуясь званием верного слуги, я скажу вам правду: люди в королевском совете — конец всему! Это и назвать-то советом нельзя!..

— Правитель решает, кто состоит в его совете!

— Да, верно! Правитель! Но вы, Ваше Цветочество, не были коронованы по всем правилам, и, следовательно, не можете зваться королем!..

Не иначе, как слепящий гнев сыграл злую шутку со старым гоблином: он сказал вслух весьма неприятные слова, едкой сердцевиной которых была совершенная истинность. И, что самое прискорбное, выдал себя с головой — именно так хитрый господин домоправитель и думал о принце все это время: наследник рода без короны, без права на истинную власть; тот, кому не дано сопротивляться воле своих же приближенных-опекунов.

— Ах так? — Ноа, застигнутый врасплох внезапной откровенностью, вскочил на ноги, швырнув в сторону зеркало. — Ты говоришь мне, что я не правитель?! А кто же тогда?

Заразиха, сообразивший, что сболтнул лишнее в пылу спора, тут же принялся уверять, что имел в виду совершенно иное, но было поздно. Роковые слова прозвучали, и истолковать их благоприятным для принца образом было непросто.

— Не король! — восклицал Ноа горестно и гневно, начисто позабыв, что совсем недавно, избавившись от проклятия, был счастливейшим существом Лесного Края. — Не правитель Ирисовой крови!.. И то верно — разве остались у меня владения, разве не подарены теперь мои подданные Молочаям?.. Я повелитель одной лишь убогой Ирисовой Горечи, не более! О, что за жалкое положение! Что за унижение!..

Успокоить его, как ни странно, удалось мэтру Абревилю, сокровенные струны сердца которого всегда отзывались при обсуждениях, сколько-нибудь касающихся закона.

— Как правовед, — преодолев некоторое стеснение, сказал он. — …Как дипломированный правовед, прошу обратить внимание!.. Осмелюсь сказать, что не все так печально. Если наследия вас лишили приговором росендальского суда, то пересмотр приговора мог бы вернуть вам и титул, и владения… Даму Эсфер признали бы виновной в покушении на жизнь принца крови — тягчайшее преступление что по законам Росендаля, что по обычаям Лесного Края! — и после этого она никак не смогла бы претендовать на власть в землях Ирисов. Вы, Ваше Цветочество, единственный наследник Ирисового трона — после прояснения всех обстоятельств дела, разумеется, и после некоторого количества судебных заседаний…

— Росендальская чушь! — загремел Заразиха. — Заклятие пало, и, следовательно, приговор аннулируется полностью! Магия решила, что принц невиновен — этого достаточно!

— А согласно росендальскому уложению законов — недостаточно! — возразил Мимулус, решительно выступая вперед, ведь в битве за торжество правосудия он не ведал приступов малодушия или слабости.

— Благородные господа Лесного Края примут Его Цветочество обратно, как только увидят, что он вернул прежний облик!

— А дама Эсфер опротестует его притязания на земли Ирисов в росендальском суде!

— Ох уж этот ваш росендальский суд! — с презрением прошипел Заразиха. — Добрая дюжина магов не заметила, что в проклятие подмешаны молочайные ядовитые чары!

Тут мэтру Абревилю было нечего возразить — действительно, ученые правоведы упустили из виду хитрость дамы Эсфер.

— Как бы то ни было, но решения присяжных магов Росендаля стоят выше, чем обычаи Лесного Края! — отчеканил он.

Ноа, слушая их препирательства, несколько успокоился, уселся обратно в кресло и заметил:

— Я же говорил, что у меня получится самый настоящий королевский совет! Вот, все спорят и произносят столько сложных слов! И волшебник определенно заслуживает места в нем, раз говорит, что я все еще единственный наследник Ирисов и истинный правитель. Мне нравятся его рассуждения — чего еще желать от советника?..

— Не совсем так, — забеспокоился мэтр Абревиль, поняв, что принц истолковал его слова так, как ему захотелось. — Я сказал, что приговор суда можно отменить, если будет доказано, что проклятие составлено с умышленными ошибками убийственного характера… — тут прежняя уверенность покинула его, а руки безвольно упали вдоль тела. — Но, боюсь, это теперь невозможно, ведь проклятие исчезло, испарилось!.. Ох, с чем же я вернусь в Росендаль? Как объясню, отчего пошел на преступление?! Я потерял лицензию ради того, чтобы восстановить справедливость — и что же? У меня больше нет доказательств!.. — и он, заново осознавая всю безнадежность своего положения, упал в кресло, стеная и пряча лицо в руках.

— Но справедливость в какой-то мере восстановлена, — попыталась утешить его Джуп. — Проклятие пало, Его Цветочество спасен!..

— Да разве это можно назвать справедливостью?! — выкрикнул Мимулус. — Вина преступницы не доказана, ее злодейства не будут вынесены на рассмотрение суда!.. Смерть моего наставника, злая насмешка над росендальской системой правосудия — все сойдет ей с рук! О, да в этой истории не случилось ничего более несправедливого, чем избавление принца от проклятия в неустановленном судом порядке!..

Джуп хотела было возразить, но запнулась: волшебник, как ни странно, был прав — избавление принца от проклятия было исходом, вне всякого сомнения, счастливым, но вот присутствовала ли в нем справедливость?.. По всему выходило, что нет. И дело было не только в исчезновении улик против Эсфер Молочай…

— То-то же, — довольно сказал Заразиха, которому понравилось замешательство, отражавшееся на лицах столь неприятных ему персон. — Поэтому действовать надо так, как предлагаю я. Ваше Цветочество, мы немедленно возвращаемся во владения Ирисов и Молочаев! Там мы созовем самых знатных господ на ближайшем зеленом холме собраний, где древние камни богини станут всему свидетелями, и объявим, что проклятие пало…