Мария Семенова - Тайный воин
– Да уж не забудем, дядя Сеггар, – попробовала пошутить девочка. – Вздумают за кого попало просватать, пускай поймают сперва.
Братец Аро, по-прежнему круглолицый, внешне медлительный, весомо кивнул.
– Ты тоже не печалься, – сказал он вождю. – Время быстро пройдёт.
Другие двое ребят, давно переставшие светлить волосы, придвинулись ближе.
– Они ведь за нами будут, – утешила Сеггара красавица Нерыжень. – Никому в обиду не предадим.
Косохлёст промолчал, он стоял с виду безоружный, сложив на груди руки. Юный телохранитель, натасканный по стари́нам котла, когда лучшие защищали. То есть так, как большинству взрослых охранников и не снилось.
Сеггар вздохнул.
– На вас, – проворчал он без улыбки, – только надея.
Рядом хлопотал возле саночек кряжистый середович. Пегая борода, пегие волосы из-под войлочного столбунка. Дядька охал себе под нос и то затягивал полсть, то спохватывался о чём-то, заново раскупоривал поклажу.
– Всё тебе гребтится, Серьга, – прищурился гусляр. – Была бы голова на плечах, а шапку новую наживёшь…
Серьга заполошно вскинул руки, схватил свой колпак. Кругом захохотали.
Дружинный стяг хлопал под порывами ветра. На линялом полотнище разворачивал крылья длинноклювый поморник.
Подошёл витязь, казавшийся хрупким подле вождя. На худом лице вовсе не росла борода, зато из-под шапки свисала длинная седая коса. Нерыжени был показан кулак, маленький и костлявый.
– Я те дам!
– Пряничка дашь, тётя Ильгра? – невинно отозвалась девушка. – А то медку?
Ильгра хрипловато рассмеялась, обняла любимицу, не стала больше ничего говорить. Всё было уже сказано.
На том берегу спешились. Сеггар крепче притиснул воспитанников, зарычал сквозь зубы, начал спускаться. Дружина в молчании потянулась за ним. Ильгра понесла стяг.
Приехавшие с юга выглядели птицами совсем иного полёта. Нарядные, в красных сапогах, в серебре. На дружинных они поглядывали кичливо, этак свысока, но кто окажется грозней в открытом бою, не хотелось даже гадать. А нáбольшим у них выступал почтенный вельможа, очень немолодой, но державшийся по-воински прямо. И кому какое дело, что меч у него на поясе рядом с ничем не украшенным клинком Сеггара выглядел драгоценной игрушкой.
Они сошлись на речном льду: царедворец о двух вооружённых спутниках и воевода с подростками и Серьгой.
– Яви вежество, наёмный рубака! – тут же велел Сеггару один из андархов. На его поясе посвечивали боярские бляхи. – Тебя удостоил встречи великородный Невлин, посланник Высшего Круга!
Вельможа досадливо покосился. Сеггар неспешно смерил взглядом говоруна.
– Что ж не поклониться доброму старцу, небось шея не заболит, – проговорил он и в самом деле слегка нагнул голову. – Но коли так, целуй лёд, Пустоболт: здесь со мной царевич Эрелис, сын венценосного Эдарга, третий наследник Огненного Трона. И его сестра, царевна Эльбиз!
– Это ты так говоришь, – подал голос Невлин. – Без должных улик я вижу перед собой лишь детей, одетых как попрошайки.
Воевода не зря звался ещё и Неуступом.
– А я думал, золото – и в обносках золото, – сказал он.
– Кроме того, – заметил старец, – ты привёл четверых…
Сеггар ответил:
– Двое других – наследники моего побратима, благородного Космохвоста. Они заместки, выросшие вместе с царятами, чтобы служить им и умереть за них, если придётся.
– Вот этого я боюсь больше всего, – вздохнул Невлин. – Заместков. Подменышей… Знал бы ты, друг мой, сколько самозванцев уже обращало на себя взгляды Высшего Круга, называясь именем царевича Аодха, якобы выжившего в Беду! Я поехал-то в эти дикие края потому лишь, что ты прислал весть не о нём, а об Эрелисе и Эльбиз… Как я узнáю, которые брат и сестра здесь царских кровей?
Сеггар открыл рот, но в это время из-за пазухи у пухлолицего братца высунулась кошка облачно-голубой шерсти. Мяукнула, вновь скрылась в тепле. Посмотрев на неё, царедворец неожиданно смягчился. Он сказал:
– Либо ты говоришь правду, и тогда всем нам повезло, либо я натолкнулся на хитреца, предусмотревшего каждую малость… Что ж, поставим шатёр, и пусть разденут детей. Здесь есть женщины?
До сих пор Эрелис в пристойном безмолвии слушал разговор взрослых мужей. При этих словах он решительно выбрался из-под руки Сеггара. Сделал шаг, загораживая сестру.
– Покуда я жив, никому не будет позволено утеснять её скромность, – спокойно, ровным голосом проговорил он. – Ни мужчинам, ни женщинам, ни даже тебе, благородный Невлин, сын Сиге из рода Трайгтренов. А для того, чтобы взглянуть на мои царские знаки, шатёр не потребен!
Кошка противилась, не хотела покидать уютную пазуху, но быстро притихла на руках у Эльбиз. Развязав пояс, Эрелис бросил наземь кожух, потом безрукавку и тельницу. Серьга дёрнулся подобрать, но Сеггар не глядя вытянул руку. Стылый ветер тут же прошёлся краснотой по белому рыхловатому телу. Эрелис ещё зачерпнул горсть снега из-под ног, с силой потёр у правой ключицы. На разгоревшейся коже тонким белым узором проступило клеймо. Да не какая-нибудь простенькая подделка, зажившая месяц назад. На груди отрока светились письмена древнего андархского устава, врезанные в кожу сразу после рождения. Врезанные искусно и весьма прозорливо, хотя кто знал тогда о близкой Беде…
Все сомнения прекратились. Великородный Невлин первым согнул колено перед отпрыском властителей Андархайны.
– Во имя Закатных скал!.. Я всё-таки дожил, – прошептал он. – Явилась молодость, могущая вырасти достойной венца. Я дожил…
Третий наследник, не торопясь одеваться, повернулся к Сеггару. Поклонился ему:
– За твоим щитом нам с сестрой некого было бояться. Когда я честно вступлю в отцовский след, это не будет забыто.
Неуступ улыбнулся в ответ. Улыбка вышла кривая. Оттого, наверное, что угол рта поддёргивал шрам. Он повторил сказанное царевичем:
– Время быстро пройдёт. – Оглянулся на бывших заменков. – Ну что ж, ступайте, ребятки. Служите честно…
– Погоди, – поднял руку вельможа. – Ты, добрый воевода, сын чуждого племени и вправе не знать наших законов. Сегодня царевич Эрелис полагает начало праведной жизни… в которой не должно быть места узам из прошлого. Никто не хочет принизить тебя, достойный вождь, но Андархайна живёт много веков. Мы видели всякое, в том числе временщиков возле трона. Иные законы, друг мой, пишутся кровью, и мы говорим как раз о таком.
Сеггар пожал плечами:
– Я думал, запрет касается лишь меня и моих людей.
Косохлёст расплёл руки, всё бесстрастие слетело с молодого лица. Он с беспомощным отчаянием смотрел на любимых брата с сестрой. Воевода предупреждал: такое может случиться, но он не хотел верить. Нерыжень подалась к царевне, девушки обнялись. Ни одна не заплакала.
Воин, стоявший рядом с гусляром, крикнул вельможе:
– А с совестью ты посоветовался, законник?
У него были яркие зелёные глаза, а волосы – рыже-бурые с золотом, как осенние листья.
Невлин провёл пальцами по бороде.
– Многим кажется, что законы справедливыми не бывают, – ответил он печально. – У простолюдья недаром в ходу горькая шутка: где законы, там и обиды. Однако Андархайна издревле зиждется Правдой. Порою законы в самом деле рвут по живому, но, если не чтить их, настанут последние времена. Люди утратят пределы и впадут в дикость, устройство сменится неустройством. Пусть детей сопроводит слуга, привыкший к их нуждам. Большего разрешить я не властен.
– Не грусти, дядя Сеггар, – сказал Эрелис. – И ты не грусти, Косохлёст. Я вверяю себя заботам Высшего Круга, чтобы научиться царским обязанностям и в должный черёд принять ношу отцов. Да будет так.
Гусляр вдруг бросил руку за спину. Торопливо передвинул вперёд чехол, вытащил гусли. Опёр их пяточкой на бедро, не глядя рванул струны.
Смотрят с небес
Древние Боги.
Суров их взгляд
На младших чад:
Ждёте чудес?
Сбились с дороги?
Подайте весть
О том, что есть
Огонь, и честь,
И правда в сердцах –
Не отводя лицо,
Сейчас и здесь
Стоять до конца,
Не посрамив отцов!
Воины стали подхватывать знакомую песню. Гусляр играл вдохновенно, гусли дрожали и гремели, напутствуя уходящих.
Люди глядят
В тёмные тучи:
Как нам помочь
Развеять ночь?
Гусельный лад,
Грянь же созвучьем!
Подайте весть
О том, что есть
Огонь, и честь,
И правда в сердцах –
Не отводя лицо,
Сейчас и здесь
Стоять до конца,
Не посрамив отцов!
Брат и сестра уходили молча и не оглядываясь. На том берегу ждал оболок, запряжённый четвёркой мохноногих коней.
