Инна Зинченко - Жизнь без правил
— Пять дней?! — Он никак не мог ей поверить.
— Да, а, что, это запрещено законом?
Дмитрий опустился на табуретку и уставился на Нику, как на восьмое чудо света. Его удивляло, что она сама воспринимает всё, как должное, как будто для неё это в порядке вещей. И в этот момент незримый обруч сдавил виски. Он схватился за голову и это не осталось незамеченным.
— Вам плохо? — Встревожено спросила Вероника.
— Опять голова разболелась, — ответил сосед удивлённо, — ничего не могу понять. Уже ходил к врачу, проверился. Давление было в норме, хоть в космос отправляй.
— Наверное, это я на вас так плохо действую, — пошутила она и была не так уж далека от истины.
— Ну, что вы! — Замахал руками Дмитрий. — Напротив, когда я вас вижу, у меня настроение улучшается на весь день. Извините, я давно хотел задать вам один вопрос.
Вероника насторожилась. С чего бы вдруг он стал таким любознательным? Кто он такой, чтобы задавать ей вопросы?
— Что за вопрос?
Дмитрий чувствовал себя неловко. От него не могло укрыться то, что Вероника раздражена, но он никак не мог понять, чем же он успел её так разочаровать, ведь не делал ничего плохого. Голова болела нестерпимо! Он достал из кармана таблетки и выпил одну, даже не запивая. Нике стало стыдно. Человек беспокоится, а она ведёт себя, как законченная стерва.
— Я видел, к вам несколько раз заходил молодой человек. Вы чем-то похожи, это ваш брат?
Она не могла понять о ком идёт речь. Нет у неё никакого брата, да и никто к ней в последнее время не заходит. Что это ещё за бредни? Она вопросительно посмотрела на Дмитрия.
— Ну, такой молодой парень, у него обожжённое лицо и он прихрамывает, — объяснил сосед.
Вероника рассмеялась. Она, конечно, знает, что выглядит моложе своих лет, но не настолько же! Однако эти слова Дмитрия её развеселили. Раздражение исчезло и она рассмеялась. Сосед совсем растерялся, он заёрзал на табуретке, как будто кто-то подложил ему канцелярскую кнопку. — Я сказал что-то смешное?
— Да, тот, о ком вы меня спрашиваете — это мой сын.
Она с удовольствием увидела на лице соседа неподдельное удивление и недоверие. Достала стопки и плеснула из заветной бутылочки себе и Дмитрию — это был знак того, что она на него больше не сердится. Но сосед отодвинул стопку, объяснив:
— Я только что выпил таблетку. Но во сколько же лет вы его родили?!
Вероника улыбнулась.
— Не так уж рано. Просто у нас в роду все выглядят намного моложе своих лет. Хотите, я вам покажу наш семейный альбом?
Она была уверена, что он вежливо откажется — не все любят смотреть чужие семейные фотографии, но Дмитрий радостно закивал.
Она пошла за альбомом, а сосед смог, наконец-то расслабиться, лицо исказила гримаса боли — таблетка ещё не подействовала и голова, казалось, готова была разорваться на мелкие осколки. Сейчас бы встать и уйти, но он не привык так легко сдаваться. Скоро всё пройдёт, надо только немного потерпеть. Он даже не заметил, что из зеркала, висящего на стене, за ним наблюдает чужое лицо. Вот бы он удивился, если бы вдруг захотел взглянуть на свое отражение! То, что он увидел, его бы испугало, потому, что на лице наблюдателя отражалась такая холодная злость, что даже удивительно, как это вода в чашке не застыла в лёд от одного только этого взгляда. Холодное, сосредоточенное лицо, принадлежащее не человеку — богу.
Танатос был вне себя от ярости! Какой-то хлыщ решил бросить ему вызов! Болит голова — встань и уйди. Что тут непонятного?! Он никому не позволит забрать у него эту женщину! Что это? Голос крови? Нет, он вспомнил это чувство и теперь не хочет больше бороться с ним, потому, что без этого жизнь не имеет смысла. Вот бы сейчас, пока Вероники нет, выскочить из зеркала и убить гадёныша! Упуат жалобно заскулил — настроение хозяина передалось и ему. Сколько не пытался бедный волк ещё раз заговорить, ничего у него не получалось.
За окнами, уже которые сутки, лил дождь, монотонно выстукивая по стеклу какую-то древнюю, как этот мир, мелодию. Бог Смерти захотел вдруг напиться до беспамятства. Чудовищное чувство — ревность! Ему казалось, что внутри полыхает безжалостное, всепожирающее пламя, выжигая дотла душу.
Вот вернулась с большим, пухлым фолиантом Вероника. Они рассматривают фотографии, склонившись над альбомом, почти соприкасаясь головами. Танатос сжал кулаки и отвернулся — смотреть на это было больно. Даже боги не могут бороться со своими чувствами.
Дмитрий рассматривает фотографию Ярослава, на которой он запечатлён ещё до пожара.
— Красивый парень, — говорит он. — Почему бы вам ни сделать ему пластику? Конечно, что-то останется, но можно добиться вполне приличных результатов. Наука на месте не стоит.
— Увы, это для меня слишком дорогое удовольствие, — вздыхает Вероника. Я собиралась, но теперь, после смерти Марка, это нереально.
— Вы знаете, Ника, у меня довольно обширные связи, — говорит Дмитрий, — я бы мог посодействовать.
Раздражение возвращается. Чего ради он так услужлив? Она не хочет никому быть обязанной! Вероника решительно захлопывает альбом и встаёт.
— Извините, Дмитрий, но мне надо убираться в квартире.
Сосед послушно встаёт и направляется к двери. Уже на пороге он останавливается, поворачивается к Нике и говорит:
— Подумайте над моими словами. Я ведь не прошу у вас что-то взамен. Просто хочу вам помочь, чем могу.
Она могла бы ему объяснить, что давно уже не верит в такую вот безвозмездную помощь и что все эти навязчивые его благие намерения ей хорошо понятны. Никто и никогда не стал бы так настойчиво предлагать свою помощь, тем более, когда его об этом не просят. Она пожала плечами и закрыла за соседом дверь. Вздохнула облегчённо. Как же это некоторые люди не понимают, что заводить романы почти сразу же после похорон мужа — просто гадко! Нет, вовсе не потому, что она беспокоилась о том, что скажут о ней люди, но ей почему-то кажется, что Марк погиб по её вине и избавиться от этого ощущения она не может, как ни старается.
Танатос вздохнул облегчённо.
— Молодец, девочка, — говорит он, — покажи этому типу, что ты не так уж проста. Ты ведь не просто красивая женщина, ты — наследница бога Смерти!
Он упустил тот момент, когда это произошло. Даже рычание Упуата его не насторожило. И лишь, когда крылатый огненный волк преобразился в пожилого синеглазого Семаргла, Анатолий его заметил. Он выругался. Вполне возможно, что Сёма успел увидеть лишнее. Но седоволосый гость держался достойно, не ёрничал, не пытался вызвать у Танатоса раздражение. Он лишь слегка улыбнулся, но улыбка эта была скорее грустная, а не насмешливая.
