Гленда Ларк - Та, которая видит
Цирказеанка была одета так, как раньше я никогда не видела… Я не из тех, кто присматривается к одежде других женщин, но даже я не могла не заметить, что ткань по цвету в точности подходит к глазам Флейм. Она была прекрасна и царственна, словно удостоила своим присутствием придворный прием. Если подумать, раньше я вообще ни разу не видела ее в платье. Длинные рукава плотно облегали руки — в том числе иллюзорную на месте ампутированной. На коже Флейм играли багровые блики дун-магии, мешаясь с серебристо-голубым…
Я ничего не могла понять.
Что, во имя всех богов, произошло?
Мысли мчались у меня в голове одна за другой (к счастью, способность думать и действовать одновременно всегда была моим талантом; пожалуй, именно когда у меня бывало время на размышления, я и совершала свои самые глупые ошибки). Первой моей мыслью было: она не могла превратиться в злую колдунью — мерзкое клеймо мы отрезали вместе с рукой, и Датрик, который еще лучше меня мог видеть последствия дун-магии, подтвердил, что Флейм от них избавилась. Потом я подумала: у Мортреда было время снова наложить на нее заклятие. Потом: но Флейм убила бы себя, случись такое. Потом: не убила бы, если бы Мортред не дал ей такой возможности. Потом: если все это так, то откуда, ради всех рыб в море, взялась та силв-магия, которую я все еще вижу? Ни один из прочих оскверненных силвов не сохранял так много серебристо — голубого…
Потом я поняла, что на самом деле случилось, и сердце оборвалось. Страдальческое «Не надо!» вырвалось у меня в тот самый момент, когда все мы пришли в движение.
Флейм повернулась к Домино и протянула:
— Что же это? Похоже, твои пленники сбежали, друг мой. Как мог ты проявить такую беспечность?
Рука Домино потянулась к мечу, а один из превращенных силвов нанес мне магический удар, который только забрызгал меня алым, не причинив никакого вреда. Другой попытался проделать то же самое с Тором. В тот самый момент, когда Флейм сказала «Дун-магия против них бесполезна — они же обладают Взглядом», Тор метнул молоток.
Молоток размозжил голову колдуна, и тот рухнул мертвым. Похоже, в Торе пробудился дух Копья Калмента: думаю, камера пыток произвела на него сильное впечатление.
Я ударом ноги опрокинула Флейм на Домино, который уже успел обнажить клинок, а сама стала орудовать своими щипцами: широко разведя их концы, я ухватила ими голову оказавшегося за Домино бывшего силва и сильно сжала. Он завизжал и вскинул руки к лицу — что было ошибкой, поскольку позволило мне завладеть его мечом.
Я успела вытащить его из ножен, но воспользоваться не смогла. Шедший последним дун-маг начал звать на помощь, и на его крик прибежало девять или десять человек. В тесной комнате развернуться было негде, в меня вцепилось много рук, и я почти сразу оказалась лежащей на полу. До меня донесся крик Домино: Не убивайте их, не убивайте! — И я не знала, радоваться мне этому или сожалеть. Нас с Тором прижали к полу, Окружив кольцом направленных на нас мечей.
— Это превращается в привычку, — пробормотала я.
— От такой привычки я бы избавился, если бы знал какую — с отвращением бросил Тор.
Я услышала, как Флейм протянула:
— Как интересно, Домино! Я и не представляла себе, когда ты предложил проведать узников, что это окажется так увлекательно! — Голубые, как раковины, глаза, смотревшие на меня сверху вниз, были совсем не такими погасшими, как у других бывших силвов. Они победно сверкали — такие же жесткие, как раковины, на которые были похожи.
Мне не хотелось больше думать о Флейм. Вместо этого я подумала о другом: где, во имя всех штормов, может быть Эйлса?
Глава 21
Нас отвели в сооруженное для Мортреда подобие тронного зала — на самом деле помещение служило всего лишь столовой.
Там на меня снова надели цепи, прикрепленные к кольцам в стене; Тора приковали на другом конце комнаты. К счастью, подвесить нас нашим палачам не удалось — мы оба касались ногами пола. Думаю, такое послабление было ненамеренным с их стороны: просто мы оба были выше среднего роста, а кольца в стене располагались низко.
Темнело, и рабы зажгли факелы. Другие рабы накрывали длинные столы, установленные посередине комнаты. Здесь и в помине не было той вонючей рыбы и водорослей, которыми нас кормили в «забвении». Только что выловленные омары и жареная морская форель, мидии, тушенные в устричном соусе, и морские огурцы, фаршированные мясом краба, салат из ламинарии под молоками, каракатица, сваренная в собственных чернилах и приправленная специями из водорослей… Меня начал терзать голод от одного взгляда на подобную роскошь.
Когда все было готово, Мортред занял свое место на возвышении. Он воспользовался дун-магией, чтобы скрыть свое уродство: левая сторона его лица выглядела так же, как правая для всех, кроме нас с Тором. Лицо его было красиво грубой красотой — угловатые черты казались высеченными из гранита. Однако то, что тело, руки и ноги Мортреда теперь были нормальны, не являлось иллюзией… Он подвел к столу Флейм, поддерживая ее под несуществующую левую руку. Это сразу ясно сказало мне, что об ампутации ему ничего не известно. Мортред и не догадывался, что касается не живой плоти, а пустоты, скрытой за магической иллюзией. При всем своем могуществе Взглядом он не обладал. Серебристого сияния магии Флейм он не замечал, и призрачная рука была для него столь же реальна, как настоящая.
Флейм сменила наряд. Теперь на ней было алое платье, которое, казалось, было ей несколько велико. Глубокий вырез доходил почти до талии, и то, как Флейм теребила ткань, ясно говорило: она смущена…
Мортред с самодовольной улыбкой бросил мне: — Видишь? Все прелести, которых ты вожделела, теперь мои, Блейз Полукровка. — Выпустив руку Флейм, он погладил ее дивные золотые волосы. Потом его рука скользнула по ее телу — вызывающим жестом собственника. Флейм невольно передернулась от отвращения, и Мортред рассмеялся. — Ей это не очень по вкусу, а? Она знает, как я собираюсь позабавиться ночью. Ты ведь хорошо это знаешь, не так ли, моя прелесть. — Мортред снова взглянул на меня. — Теперь она такая же, как я, и никогда не станет иной. И из-за того, что поработила ее моя магия, она всегда будет покорна моей воле… а способна теперь только подчиняться. А ведь ты хотела сама разделить с ней ложе, верно? Что ж, если ты будешь паинькой, может быть, когда-нибудь я разрешу тебе присутствовать при наших развлечениях.
Я не знала, то ли мне радоваться тому, что он ошибается в отношении моих сексуальных предпочтений и поэтому не догадывается о моей любви к Тору, то ли ужасаться возможности присутствовать при издевательствах над бедняжкой Флейм и тому, что ей уже пришлось вынести… Давно ли она в Криде? Что она уже вытерпела? Я предпочла бы сама оказаться предметом внимания Мортреда — только едва ли это было возможно. Меня он не желал: я была слишком высокой, и я обладала Взглядом. Если подумать, то ведь и Янко в гостинице смотрел на меня с насмешкой, а не с похотью.
