Кэрол Берг - Разоблачение
К счастью, мои желания были скромны. Я предчувствовал, что не извлеку ничего полезного из своей жизни в Кир-Вагоноте, так демоны называли свою землю снегов, ветра и замерзших бабочек. Одетый в зеленое демон тащил меня на невидимой веревке из комнаты в комнату. Все они были забиты огромным количеством мебели, которой никто не пользовался. Через некоторое время мы оказались в пустом дворе, вымощенном серыми кирпичами и укрытом от снега и ветра высокими стенами и козырьком крыши. Он дал мне зеленую набедренную повязку вместо чудесного теплого плаща Меррита, вместо штанов, рубахи и ботинок и быстро загнал меня в угол, где сидело пятнадцать рычащих псов.
– Тебе не позволено ни с кем разговаривать без приказания госпожи. Ворота заперты заклинанием; если ты решишь сбежать, они предупредят нас. Наказание за неповиновение будет жестоким. – Он затянул свою невидимую веревку и держал, пока у меня не потемнело в глазах. Потом он ослабил петлю, позволяя мне вдохнуть. Я кивнул и опустился на холодный кирпичный пол, съехав спиной по стене. Я уже давно понимал, что значит жестокость.
Демон, чья внешность поражала обилием волос и видимым недостатком интеллекта, засветился бледным светом и исчез. Я остался один на один с нервными псами, все они были огромными и клыкастыми. Семеро из них уже приняли стойку: ноги напряглись, хвосты опустились, зубы оскалились, – псы истекали слюной, явно мечтая заполучить мою печень. Я успокоил дыхание и заставил сердце замедлить ход, оставшись сидеть в углу и позволив животным ходить вокруг меня, обнюхивая, присматриваясь и привыкая. Оказалось, что они больше взволнованы моим вторжением, чем действительно свирепы. Четверти часа им хватило, чтобы выяснить, что я не представляю угрозы, и они начали укладываться спать. Я подманил несколько наиболее дружелюбных и свернулся между ними. Первый раз с того мига, как я оказался в хаосе и темноте, я спал в тепле и не видел снов.
Жизнь с псами Валлин оказалась совсем не плоха. Хотя несколько беспокоило, что меня ни о чем не спросили и оставили одного на столько дней, но зато никто не дрался, не мучил, я мог спать, когда и сколько захочу. Мощеный двор был пуст, зато по сравнению с подземельями здесь было чисто и тепло. Освещение никогда не становилось ярче, оставаясь серым светом вечной зимы, однако и не темнело.
Я был рад компании, хотя скоро понял, что псы эти не более реальны, чем замороженная бабочка. Даже менее: бабочка имела материальное воплощение, которое можно было уничтожить неосторожным движением, тогда как собаки были простым наваждением. Меч не причинил бы им вреда, зато воздействия магии они бы не перенесли. Я понял это, когда решил погладить одну из собак, небольшое животное с печальными глазами, и понял, что у нее не бьется сердце. Я осмотрел остальных. Некоторые псы были теплыми, другие холодными. У некоторых были хвосты, у некоторых нет. У некоторых не оказалось зубов. Они походили на платья в мастерской портного, натянутые на манекены, – каждое по-своему недоделанное. Я не понимал, зачем беспокоиться о кормежке, но это были чудесные иллюзии, и я начал воспринимать их как живых. Когда они собирались вокруг меня на ночь, я трепал их по косматым загривкам и животам, благодаря за их необременительное соседство. Я не мог предать их. Они не могли причинить мне вреда. Мне казалось, что это прекрасно.
Еда была гораздо лучше той, которую давали гастеи. Я закрывал глаза, стараясь определить, что именно я ем, потому что вкус далеко не всегда соответствовал внешнему виду пищи. Иногда мне приносили хлеб, мясо или сыр, походившие на остатки с чьего-то стола. Они тоже не отличались особым вкусом, а тот, что в них присутствовал, не соответствовал виду. Сладкий вместо кислого, острый вместо горького. Неправильным были и ощущения от пищи. Она оказывалась твердой или мягкой вместо сочной или хрустящей. Меня радовало разнообразие еды, хотя я скоро начал избегать того, что походило на сыр, если у меня был выбор. Казалось, что кто-то выплеснул все молоко и оставил только плесень. Но жаловаться мне было не на что. Хотя эти странные существа никогда не видели настоящего поросенка, курицы, виноградной лозы или дерева, они умели создавать очень похожее на настоящее, чтобы поддержать жизнь в человеческом теле. С голоду я не умер.
Мои раны начали заживать; после нескольких дней сидения в углу, когда я не смел думать, смотреть вокруг и вздрагивал от каждого звука, я решил, что пора двигаться, пока не забыл, как это делается. Для начала я встал и немного походил. Никто не возражал. На следующий день я походил подольше и начал разминать свои растянутые мышцы. И снова никто ничего не заметил. На третий день я начал тренироваться. Я начал с самых простых и медленных движений кьянара, стараясь вернуть себе хотя бы подобие силы и спокойствия. Потом я перешел к более сложным движениям и начал бегать по двору вместе с собаками. После недели одышки и сбитых ног я достиг определенных успехов.
Движение, сон и освобождение от постоянной боли позволили прояснить мозги. Я начал отмечать дни зарубками на кирпичах двора, считая периоды сна за ночи. Хотя руки все еще дрожали, голова работала лучше, я мог думать и начал вспоминать события моей прежней жизни: дни учения, свою подготовку Смотрителя, эззарианские ритуалы, некоторые события лет, проведенных в рабстве, постоянные сражения с демонами.
К несчастью, как я ни бился, не мог вспомнить самое главное: свою семью, друзей, как попал в рабство и как освободился, как очутился в Кир-Вагоноте, что я хотел узнать, рискуя жизнью и рассудком. Моя жизнь походила на аккуратно исписанный лист бумаги, залитый сверху чернилами: часть текста читается прекрасно, а часть полностью закрыта для зрителя.
Я не знал, хочу ли я прочесть то, что залито чернилами. Каждая дверца, которую я открывал, таила за собой что-нибудь жуткое или болезненное. Я старался измотать себя физическими упражнениями так, что не мог поднять ни руки, ни ноги, а потом начинал вспоминать песни, которые отвлекали меня и от прошлого, и от настоящего, и от будущего, в конце концов падал среди собак и засыпал. Потом будет время вспомнить. А если я погибну и не успею, какая разница?
О побеге я не думал. Я убедил себя, что стены слишком высокие и гладкие, ворота слишком тяжелые и запертые заклинанием, которое я не в силах сломать. На крыше стояла решетка из черных металлических прутьев. Даже если представить, что я смогу их разогнуть, необходимо еще преодолеть расстояние в два человеческих роста, отделяющее меня от решетки. Моя мелидда умерла, испортилась, засохла или что там еще, заклинания были такими же полезными, как уши глухого или глаза слепого. То краткое ощущение вернувшейся силы было лишь сном. Но все здравые рассуждения не скрывали правды. Если я попытаюсь бежать, демоны снова бросят меня в подземелье. Страх перед этим держал меня сильнее оков.
