Пол Кемп - Возвращение
Громф знал, как справиться с призматической сферой. Определенные заклинания убирают определенные цвета. Прикоснуться к какому-либо из цветов, не уничтожив его, значило получить повреждения или погибнуть. Он должен был поочередно уничтожить все цвета, чтобы добраться до спрятанной под ними филактерии.
На это нужно время. А времени у него нет. Кроме того, Громф столкнулся с еще одной проблемой.
Трансформирующее заклинание превратило его в воина, но изменило его мозг. Та часть сознания, с помощью которой он прибегал к магической энергии, временно бездействовала. Он знал, что может творить заклинания, но не знал как.
Он не мог остановить действие трансформирующего заклинания, пока не придет его срок. Лишь после этого он сможет достать сферу.
Над его головой часть магической каменной стены, запечатавшей окна храма, рассыпалась, сокрушенная каким-то заклинанием одного из магов Ясраены. По полу храма застучали камни.
Теперь Громфа и обитателей Аграч-Дирр разделяла лишь силовая стена.
Времени у него практически не осталось.
Какой-то скрежет заставил его обернуться. От увиденного внутри его все сжалось.
Каждый кусочек, отрубленный им от голема, — ноги, осколок груди, коготь, кусок брюха, — трещал и разваливался на части. Из каждого обломка вырастали восемь лап и пара мандибул. Десятки осколков, валяющихся по всему храму, оживали, словно отпочковавшись от главного голема. Бой был еще не окончен.
В десятый раз за последний час Громф проклял личдроу.
Данифай смотрела в крохотное, лишенное стекол окно своей мансарды в Браэруне. Красное сияние Нарбондели прошло две трети пути от подножия к вершине. День клонился к вечеру.
Данифай давно потеряла счет времени. Для нее один день был похож на другой, часы тянулись один за другим.
Ей было легче считать время не по Нарбондели, а по трупам. Трупов было уже тридцать шесть с того дня, как Ллос избрала ее — Данифай даже мысленно не хотела называть ее по имени — своей Йор'тпаэ.
Хотя Данифай никогда не бывала в Мензоберранзане до того, как Ллос избрала свою Йор'таэ, но она смогла хорошо узнать его. И возненавидеть.
Справа, вдалеке, на другой стороне Мензоберранзанской пещеры, Данифай видела гигантские ступени грандиозной лестницы, ведущей в Брешскую крепость. Она могла разглядеть ее с такого расстояния лишь благодаря чудовищным размерам и фиолетовым волшебным огням, подсвечивавшим ее ступени. Наверху лестницы, на высоком плато — невидимый ей отсюда, — стоял величайший из храмов Ллос, Арак-Тинилит, средоточие веры Паучьей Королевы. Нога Данифай никогда не ступала в него и никогда не ступит.
В Арак-Тинилите правит та сука, Йор'таэ Ллос.
Ярость по-прежнему клокотала в Данифай, бесконечная ненависть к Йор'таэ. Она вымещала ее на приходящих к ней мужчинах.
Данифай выстроила свой собственный храм Ллос, свой Арак-Тинилит: крохотную вонючую мансарду в дебрях Браэруна. Здесь она сплела свою паутину и питалась кровью своих жертв во имя Ллос.
Она высунулась в окно — на шее ее по-прежнему висел священный символ, янтарь, весь в пятнах жира и копоти, — и сверху оглядела улицу. Наркоманы с ввалившимися глазами рыскали по переулкам, точно сонные призраки. Ее коллеги-проститутки околачивались у дверей, приставая ко всем проходящим мимо.
Группы отвратительных орков и бугберов жадно поглядывали на падших женщин-дроу. Данифай видела, как проститутки заодно с телом продают и свое достоинство. Но не она. Она продолжала служить Паучьей Королеве и будет служить всегда, несмотря на Йор'таэ.
Улица была покрыта толстым слоем нечистот и отбросов. «Вонючий Квартал» — так называли это место, и поделом. Весь Браэрун представлялся Данифай одной сточной канавой, из которой ей не выбраться.
Она не позволит Данифай сделать это.
В окно долетел аромат свежеопустошенных ночных горшков, заставив Данифай наморщить нос. Это движение далось ей с трудом из-за грубых шрамов, изуродовавших левую сторону лица. Мысль о собственном уродстве вызвала в ее душе новую вспышку гнева. Как бы она хотела, чтобы ярость ее могла перенестись по воздуху через всю пещеру прямиком в Брешскую крепость.
Она давным-давно бросила попытки скрыть свои шрамы. Они стали частью ее, такой же, как ее вера, как ее ненависть.
После того как Ллос сделала свой выбор, возрождение Паучьей Королевы завершилось и Йор'таэ с триумфом возвратилась в Мензоберранзан, Данифай пообещала, что для Паучьей Королевы и ее слуг начнется новая эпоха.
Но не для всех слуг.
Йор'таэ наказала Данифай за ее самонадеянность, заставив жить без Дома, лишив почти всего, что ей принадлежало, изуродовав ее, не позволив ей умереть достойной смертью.
Даже сама Ллос, казалось, отвернулась от Данифай. Богиня больше не даровала бывшей рабыне заклинания, вместо этого непрестанно преследовала ее в снах. Во сне Данифай являлись видения восьми пауков, восьми тел с клыками, лапами, глазами и ядом.
Несмотря на все это, Данифай отказывалась признать себя вероотступницей. Она продолжала молиться Ллос, хотя паства ее храма и состояла из нее одной.
Нищая и искалеченная, она продавала свое тело мужчинам, чтобы заработать на хлеб. Хотя Йор'таэ изуродовала ее лицо, мужчины по-прежнему вожделели ее тела и готовы были платить за то, чтобы попользоваться им. Данифай ненавидела их прикосновения, хотя и создавала у них ощущение, будто покорна им, но тем не менее делала то, что было нужно, чтобы выжить, — как любая настоящая паучиха.
Йор'таэ смеялась, обрекая Данифай на эту убогую жизнь, полагая, что нищета сделает ее слабой. Но Данифай была живуча, как все пауки, и эти испытания были лишь частью долгой череды иных испытаний. Она сможет пережить и переживет их. Она станет сильнее. Ее не сломать, не сломать никогда.
Если Данифай и извлекла какой-нибудь урок из служения Ллос, из своей жизни в качестве рабыни Халисстры Меларн, так это то, что вся жизнь — это испытание. Всегда. Сильные преследуют слабых, а слабые страдают и гибнут. И больше ничего.
И хотя Данифай не стала Йор'таэ, она отказывалась быть слабой.
Она слезла с подоконника, повернулась и оглядела свою скудно обставленную мансарду. Данифай предпочитала думать о ней как о своей паутине, скромной паутине, как у «черной вдовы», в центре которой затаился страшный хищник.
Застланная грязными одеялами койка из грибной древесины стояла у ближней стены. Каждый день Данифай выносила простыни на берег Темного озера, чтобы постирать их — ежедневное занятие, давно ставшее значимым, будто религиозный ритуал, — но запах пота и секса не исчезал. Она спала на полу, не желая отдыхать на кровати, которую делила с мужчинами. На табурете возле кровати стояла глиняная масляная лампа, крохотное пламя которой гасло в спертом воздухе. В углу расположился каменный стул, на который она вешала свою немногочисленную одежду. Ночной горшок и умывальник разместились у противоположной стены.
