Надежда Первухина - Иероглиф «Любовь»
— Кто смеет пугать моих деточек? — Со стороны престола исходило шипение, от которого кровь стыла в жилах. — Кто входит в императорский зал без разрешения? Я еще сильна, да-да, сильна, и смогу дать отпор...
— Так дай, если можешь! — звонко воскликнула фея Цюнсан.
Над престолом возникло густое темное облако, будто рой взбешенных пчел. Через мгновение облако уплотнилось и приняло очертания женской фигуры в крайней степени измождения.
— Это — императрица Шэси? — не поверил своим глазам Лу, А Ян не мог и слова вымолвить, до того был удивлен.
Та женщина, что, дрожа как в лихорадке, сидела на престоле, вызывала разве что отвращение, но уж никак не страх. По виду она была глубокой старухой с кожей, покрытой сплошными струпьями и гнойниками. Казалось, ее плоть вот-вот начнет отваливаться от костей — гнусными зловонными кусками, которыми побрезгуют даже могильные черви... Лицо Шэси выглядело отвратительнее морды мертвеца-оборотня: почерневшая кожа, истлевшие губы, обнажающие рот с длинными клыками; глаза, горящие красным огнем... Пальцы на руках Шэси беспрестанно шевелились, напоминая клубок взбесившихся змей, длинные желтые ногти скребли друг о друга с мерзким звуком. Ни клочка одежды не было на самозваной императрице Пренебесного Селения, и это еще больше роднило ее с миром проклятых душ, призраков и ненасытных демонов... Шэси пристально поглядела на своих оцепеневших гостей и засмеялась жалким смехом, подобным лаю пустынной лисы.
— Выгляжу не по-царски?.. Это все проказа, да мои дорогие. Мне сказали придворные лекари перед тем, как я их убила и выпила их кровь, что проказа — болезнь великих грешников, от которых отвернулись Небеса... Но, чу! Я дала волю своему языку, он-то еще не сгнил... Кто вы такие? Как смели войти в мои покои?
Небесная фея медленно приблизилась к зловонному престолу Шэси. С каждым шагом то обличье, которое приняла Цюнсан на время путешествия, таяло, будто роса на солнце. И вот уже перед Шэси предстала высокая сверкающая фигура с распростертыми крыльями и глазами, излучающими ослепительный свет. Этот свет, как видно, причинил боль Шэси: она забилась на престоле, сжалась и зашипела:
— Это ты, ты! Наконец-то! Почему так медлила с приходом?
— Нужно было все подготовить, — мелодично проговорила фея Цюнсан.
— А ты видишь, во что я превратилась за это время? Мне пришлось сожрать всех своих сановников и слуг, чтобы хоть как-то поддержать это тело! Я даже сожрала своего названого сына, этого безмозглого слюнтяя! Он, верно, и не заметил, что переварился в моем желудке, до того был туп и пьян... Я устала, Цюнсан. Я хочу вернуться. Я сделала все, как было мне приказано, но вы забыли обо мне. Оставили здесь гнить и забавляться обществом летучих мышей!
— Как видишь, я пришла, я не забыла, — сказала фея Цюнсан.
— Значит, все кончено? — проскрежетала Шэси.
— Для тебя — да, если хочешь. Ты ведь все исполнила как должно. Пора тебе получить награду.
— О да, да... Я помню уговор. За все мои деяния небесные феи, подобные тебе, примут меня в свой сонм и подарят новое тело — такое же, как у тебя! Тело из бессмертного серебра, с крыльями, как пламя, с глазами, видящими дальше звезд! Как я ждала этого часа! Больше, чем месть императору, больше, чем власть над Яшмовой Империей, больше, чем желание превратить все вокруг в пустыню смерти, одолевает меня эта тяга к бессмертному и прекрасному сонму! Ты была так прекрасна, Цюнсан, когда явилась мне много лет назад на своей небесной повозке из огня и хрусталя! Ты сошла со звезд, посетив меня в моей убогой жизни заточенной наложницы, ты научила меня, что делать! И ты пообещала мне...
— И я исполняю обещанное, — сказала Цюнсан. — Протяни мне руку, Шэси, проклятая всем миром, и получи долгожданное освобождение от уз греха и зла.
— Но ты не убьешь меня? — пробормотала Шэси.
— А разве ты уже не мертва? — ответила фея. — Возродись к новому бытию, несчастная.
Шэси, зачарованно сверкая глазами, протянула руку небесной фее. Та в ответ протянула свою... Между их руками возникла дуга белого огня, в воздухе раздался громкий треск, шипение, ужасающий визг... Громадная сизо-лиловая молния взвилась к потолку и исчезла, пробив в нем внушительную дыру. Ян и Лу, ошеломленные, потрясенные, безгласные, увидели, что от императрицы Шэси не осталось даже праха. Ничего не было понятно братьям-каллиграфам: ни странный разговор между феей Цюнсан и Шэси, ни чудесный огонь, ни молния, ушедшая в небеса... Ян и Лу стояли, опасаясь произнести хоть слово и напомнить фее о своем присутствии. Но, оказывается, Цюнсан сама вспомнила о них.
Она обернулась, сверкая дивными очами, и протянула руки к братьям:
— Мои любезные спутники! Возрадуйтесь: проклятой самозванки Шэси, бывшей наложницы и императрицы, более нет нигде на земле! И малой частицы ее праха не осталось! Яшмовая Империя свободна от ее смрадного владычества!
Яну и Лу ничего не оставалось, как благоговейно преклонить колени перед небожительницей.
— Слава фее Цюнсан! — воскликнул Ян.
— Теперь наследница династии Тэн, принцесса Фэйянь, взойдет на престол, очищенный от скверны! — добавил Лу.
Сияние в глазах феи несколько померкло.
— Принцесса Фэйянь? — переспросила она изменившимся голосом.
— Да, госпожа, — сказал Лу, вставая с колен. — Вы сами поведали нам историю о том, что наследница династии Тэн жива и, кроме того, существует ее брат, не имеющий пока земной плоти! Вы сами помянули о втором Облачном Совете богов, Небесных Чиновников и фей, где даны были обетования возродить справедливость в Яшмовой Империи! Разве не для восшествия на престол детей благословенного императора Жоа-дина вы совершили столь славное деяние, как избавление Империи от самозванки Шэси?
— Глупец! — воскликнула фея Цюнсан. — Но, быть может, твой старший брат хоть немного умнее! Скажи, славный каллиграф Ян, как, по-твоему: кто больше достоин занимать престол великой Империи: небожительница, мудрая и прекрасная фея, или же смертная женщина, чья заслуга лишь в том, что она родилась от семени последнего императора?!
Ян заговорил, не поднимаясь с колен:
— Воистину лишь богоподобной фее пристало править Яшмовой Империей и украшать престол...
— Что ты говоришь, брат?! — в ярости и печали вскричал Лу Синь. — Это измена! Престол Империи занимают лишь прямые наследники императора — это и есть справедливость, закон, незыблемые устои правды! Для чего тогда людям вера и надежда, если попирается священное право!
— Какая чепуха, — пробормотала фея Цюнсан. — Ян Синь! Я не ошиблась в тебе. И я награжу тебя... Ты станешь обладать даром начертания всех иероглифов, твоя кисть будет повелевать стихиями!
