Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
Записка в пять слов. «Я знаю, где твой сын». Оставалось лишь надеяться, что поверит. И молиться всем богам сразу.
Вернувшийся придворный цветом лица напоминал пареную свеклу. Но по тому, как он суетился, указывая путь, Лия поняла, что записка подействовала. Запоздало подумала, что герцог мог принять ее за одну из тех, кто запер Рамона, и тогда ей не поздоровится. Сделанного не воротишь, и все же колени подрагивали, когда она перешагнула порог комнаты. Выдержала тяжелый взгляд налитых кровью глаз.
— Ну?
Как же объяснить — быстро, и чтобы герцог поверил, что она действительно знает? Лия вздернула подбородок:
— Я видящая. По-вашему — ведьма. И я знаю, где держат твоего сына.
Надо отдать должное герцогу: он умел заставить людей действовать без разговоров. Быстрого, но очень дотошного допроса ему хватило для того, чтобы поверить, и Лия возблагодарила богов за короткое: «Поедешь с нами. Седло дамское дать?»
Конечно, она поедет с ними — а как иначе найти дорогу в место, где ни она, ни один из людей герцога не бывали никогда? А седло нужно будет мужское: в дамском невозможно скакать по-настоящему быстро. Будь проклят этикет, не позволяющий девушке появиться при дворе в штанах. В мужском седле ноги будут торчать из юбок чуть ли не до колен. Что ж, кого смутит, пусть отвернется. Время уходит, и вместе с ним с каждым вздохом уходит жизнь.
Герцог одобрительно хмыкнул, обнаружив у ворот дворца Бертовина и Хлодия с десятком воинов. Спросил:
— Твоя работа?
Лия кивнула: мальчишка-посыльный сделал свое дело, надо наградить, когда вернется. Она написала все как есть — и про то, как узнала, и что собирается делать. Бертовин поздоровался с герцогом, потом в пояс поклонился ей.
— Благодарю, госпожа.
В голосе не было ни страха, ни ненависти, а еще где-то в глубине взгляда Лие померещилось сочувствие: похоже, сложив одно с другим, воин понял, почему господин вернулся в замок. Хлодий смотрел настороженным волчонком, готовым, если что, ринуться защищать отца от страшной ведьмы.
— Благодарить будешь, когда обоих живыми заберем.
— Тогда отдельно в ноги поклонюсь. А сейчас — за то, что позвала. И что не боишься.
— Хорошо, хватит славословий, — вмешался герцог. Добавил: — Понимаешь, что с тобой будет, если заведешь в ловушку?
— Понимаю, — кивнула девушка. — Но бояться мне нечего.
— Тогда поехали.
Всю казавшуюся бесконечной дорогу Лия чувствовала взгляды в спину. Воины молчали, но это пока. Едва они вернутся в город — если вернутся, — болтливые языки будет не остановить. Только сейчас она по-настоящему поняла, что натворила.
Как бы то ни было, она не изменила бы ничего из содеянного, так о чем тогда сожалеть? Да и не время для сожалений: еще ничего не закончилось.
Наезженная дорога сменилась проселками, а потом и вовсе лесными тропами. Под конец пришлось спешиться, ведя коней в поводу, но отряд все же вышел туда, где на поляне у лесного озерца стояло с полдюжины домов.
Саму битву Лия не видела: простояла рядом с герцогом, державшим меч наготове, но в схватку так и не вступившим. Как зажмурилась при первом крике, так и замерла, открыв глаза, лишь когда снова стало тихо. Не совсем тихо, конечно: по поляне ходили люди, стаскивая тела в избы. Из ближнего дома вывели Дагобера: тот ступал неровно, словно отвыкнув ходить. Некогда холеные черные кудри превратились в сальные сосульки, мятая, грязная одежда, нижней рубахи и вовсе не видно. Герцог вбросил меч в ножны, рванулся, обнимая сына. А Лия, застыв, смотрела туда, где на руках Бертовина покоилось безжизненное тело Рамона.
Дагобер порывался кого-то искать, кричал про какого-то «гада», которого непременно хотел увидеть мертвым. Увидел. Потом прислонился лбом к седлу приведенного специально для него коня и затих. Герцог отдал последние приказания: над избами взвилось, завыло пламя. Коротко поклонился Лие:
— Благодарю. Этого я не забуду.
Девушка вернула поклон, перевела взгляд туда, где воины осторожно устраивали Рамона поперек седла.
— Вы в замок? Прислать лекаря? — спросил Авгульф.
— Нет, благодарю. Я пошлю за Хасаном, он опытный знахарь.
— Тогда до встречи.
Дорогу до замка тоже пришлось указывать ей: в этих местах никто из отряда Бертовина не бывал. Конечно, они бы нашли дорогу и сами, но времени на то, чтобы блуждать по округе, не оставалось. Впрочем, наверное, оно оказалось и к лучшему — поскольку Лие пришлось искать путь, не было ни времени, ни сил на бесплодные переживания.
Бертовин сам, словно не доверял никому из людей, отнес господина в спальню. Кликнул слугу, приказав принести воды и полотенца.
— Я помогу, — сказала Лия.
— Сдюжишь? Не для юницы зрелище.
— Я помогу, — повторила она.
Вдвоем они стащили превратившуюся в сопревшие тряпки одежду, обтерли водой с уксусом горящее лихорадкой тело.
— Рука сломана. Левая. — Лия коснулась пальцами предплечья. — И ребра — вот здесь. Лубки найдутся?
— Откуда знаешь?
— Вижу.
— Вот так просто? — не поверил Бертовин.
— Не просто. Но я не умею объяснять как.
Он кивнул:
— Лубки сделаем. Сейчас скажу.
Потом приехал Хасан. Бертовин впустил его без разговоров, только пристально наблюдал, как старик с отрешенным лицом держал Рамона за запястье, потом, приложив ухо к коже, слушал сердце, как пробежался быстрыми пальцами по телу, обмял живот, простучал грудь. Раскрыл привезенную с собой сумку:
— Вот то, что у нас есть. Что будем делать?
Бертовин смотрел, как Лия кладет на стол пучки трав, и впервые в жизни ощущал себя несмышленышем, пытающимся понять что-то в разговоре взрослых. А Рамон дурак, ей-богу, дурак… пусть только выживет, а там Бертовин его своими руками прибьет. Это ж надо было самому от счастья отказаться.
Потом Хасан уехал, а Лия спустилась на кухню и начала возиться с котелками и травами, не обращая внимания на перепуганные взгляды прислуги. Бертовин, решившись оставить больного на несколько минут, пришел к ней, вдохнул пар, пахнущий летним лугом.
— Мышей и лягушек там нет?
— Нет.
— Прости, — смутился он под спокойным взглядом зеленых глаз. — Пошутить хотел. Что с ним?
Лия задумалась, подбирая слова, понятные непосвященному.
— Кроме руки и ребер… его сильно ударили по голове. Может быть, не один раз.
— Поэтому он в беспамятстве?
— Нет. Точнее, не только. Еще в груди… Там под сломанными ребрами скопилась кровь. И загноилась. Так бывает. Поэтому жар и беспамятство.
— Выздоровеет?
— Должен. — Она перелила содержимое котелка в кувшин. — У тебя, наверное, полно дел. Не беспокойся, я за ним пригляжу.
