Инна Лёвина - Изгнанница
-И что ты думаешь о таких вещах сейчас?
-Есть довольно сложная теория. Видишь ли, иногда происходят разные события в том или ином доме, в той или иной местности. Мы можем даже объяснить какое-либо событие или явление, и от этого они кажутся нам последовательными, объяснимыми, то есть как будто бы показывают, что здесь действует некое разумное существо. Тем не менее, это не так. Ни место, ни здание, ни предмет, безусловно, не обладает ни разумом, ни душой, все это влияние чьего-то колдовства, или след чьих-то чувств и мыслей. Допустим, ты входишь в дом и понимаешь, что в там некогда случилось несчастье... А уж вещи! Некоторые, уж не знаю почему, прямо-таки впитывают чужие ощущение, эмоции, не говоря о волшебстве. Берешь такую вещь в руки - она вся как будто пропиталась чужой жизнью, ладно бы еще, если доброй, но ведь нет.
Я помолчала, задумавшись и стараясь примерить слова отца к тому, что знала о Театре.
-То есть, надо узнать, что было на том месте, где построили Театр? Ну, и всякие обстоятельства, конечно... Кстати, а у вас в Фарлайне известен такой архитектор - Марн?
Отец страшно изумился:
-Конечно, известен. А откуда ты о нем слышала?
-Так, совсем немного, почти ничего не знаю. Когда мы, в нашем тайном обществе, пытались побольше выяснить о Театре, то узнали, что Марн был первым архитектором Театра, потом уже строили другие... Еще, говорят, он создал какой-то театр у вас...
-Да, было такое. И все же удивительно, что тебя он интересует.
-Почему удивительно? И что за театр, ты там был?
-Театр - это... Нет, пожалуй, я ничего пока не расскажу, это тебе будет сюрприз. Мы туда сходим потом, сама все увидишь. А удивительно потому, что, во-первых, я думал, кроме Фарлайна он никому не известен, а, во-вторых, он в какой-то мере наш родственник. Его младший брат наш прапра... может, еще раз два-три пра- дедушка.
Теперь изумилась и я. Марн - мой дальний родственник!
-Значит, получается, в нашей семье были чародеи?
-Ну почему - были... - несколько смутился отец. - В общем-то, и сейчас... Тебе же мама говорила... Не то, чтобы уж прямо - чародеи, но...
Я вздохнула. Ну да, конечно...
- Но, разумеется, с этим нужно осторожнее, и лучше уж совсем не начинать, - торопливо добавил отец. - Я тебе однажды рассказывал, что в молодости только в этом и видел свое призвание. Теперь - нет.
Тут я решила, наконец, спросить его:
-А почему ты решил отказаться от волшебных сил?
-Есть такая поговорка: "Бери все, что ты хочешь, и отдавай за это то, что потребуют..." Видишь ли, колдовство черпает силу от духов, невидных нам, но расплачиваешься за это частью своей души, своей сути... Поэтому твоя мама была права, что относилась к этому так строго... Но я думаю, что все же нельзя об этом не говорить, иначе ты запросто можешь попасть в ловушку - да так почти что и произошло. И все-таки, почему вдруг тебе стал интересен Затейник?
Я не поняла - о ком отец говорит?
-Марн Затейник, я думал, ты знаешь его прозвище.
-Но почему - Затейник-то?
Мы недоуменно посмотрели друг на друга.
-Я думал, ты знаешь - он придумывал увеселения, фокусы, вот и театр его...
-Папа, ну расскажи, что за театр, я потом увижу и наверняка удивлюсь, а сейчас - хотя бы просто узнаю, что это.
-Да, собственно... Кукольный театр, вот и все, только чародейный.
-Как он устроен?
-Очень большой ящик, его выносят на сцену и открывают, и вот оттуда выходят куклы. Много народу на спектакль не пускают, зал всего на тридцать человек. Сцена поднята, вот на такую высоту, - отец провел рукой на уровне груди, - ну, и куклы разыгрывают спектакль.
-Сами по себе?
-Конечно, сами по себе. Сами придумывают пьесы, уж не знаю как, играют... Классические комедии тоже ценят, всегда штуки три-четыре у них в репертуаре.
-Это Марн их так заколдовал?
-Он их такими сделал, да... Сшил им платья, камзолы, по тогдашней моде, вырезал и раскрасил декорации.
-Я думала, он архитектор.
-Нет, не архитектор... Даже не знаю, как его занятие определить. Затейник, мастер на все руки... А почему ты, собственно, считаешь его архитектором?
-Райнель читал о нем, и в одной книге написано, что Марн строил Театр, ну, понятно, что не сам таскал камни, значит...
-Хм, поищу и я, пожалуй, какие-нибудь местные книги о нем. Наши, изданные в Фарлайне, я давно знаю, а вот здешние легенды... хм... любопытно...
О Театре мы больше не упоминали, я села читать у камина, а отец разбирал какие-то свои записи и писал письма. Вечером, когда пили чай, снова заговорили, но не о загадочной, скрытой от прочих жизни, происходящей где-то в Театре, а о балете и о том, хочу ли я им заниматься в Фарлайне. Отец стал рассуждать о том, что мне надо все же понять, что именно я хочу. Он сказал, что человек, желающий выразить свои чувства и мысли, может найти разные пути для этого, не только танец. И поэтому то, что мне сейчас запрещено танцевать, очень полезно - это время подумать и оценить свои стремления и желания.
Ехать решено было через день, а назавтра с самого утра отец ушел по каким-то делам, велев гостиничному слуге подать мне обед и пообещав не задерживаться надолго. Когда он вернулся, уже лиловели за окном сумерки. Он вытащил из дорожной сумки, захваченной им с собой, разные предметы, как я поняла, старинные и редкие, и несколько книг, тоже старых, корешки были немного потрепаны, буквы заглавий почти стерты.
Разглядывая принесенное, отец рассуждал:
- Странно, что я всегда любил книги, но не как предмет торговли. Интересовался и искусством, но опять же совсем не с торговыми целями. И на войну не рвался никогда, и вот, однако же... Я уже в юности неплохо разбирался в книгах, картинах, музыке, старинных вещах. На войне научился рисковать, не бояться усталости, непогоды и опасности. Теперь вот из всего этого вышло, что я торговец, понимаю и денежную, и истинную цену книги или предмета искусства, хоть древности, хоть редкости... Мне приятнее думать, что я все-таки ближе не к нынешним практичным, мирным и осторожным торговцам, а к тем, которые жили лет двести или триста назад. Они были и купцами, и воинами... Ездили по горным и лесным дорогам, спали под звездами, ели, что удавалось добыть...
-А ты бы хотел жить в то время?
-Не знаю, - отец улыбнулся, немного иронично, но, пожалуй, ирония относилась к нему самому, - покой и жизнь домоседа - это все-таки тоже немалое благо...
Затем он достал еще одну книгу, почти новую.
