Андрей Мартьянов - Беовульф
Жрецы, обустраивавшие капище, знали о проходе к морю, поскольку на граните были выбиты охранные руны, отпугивавшие нечисть, – похоже, что жрецы изначально столкнулись с малопонятными и пугающими явлениями, но переносить «Божий круг» в другое место почему-то не стали. Здесь Граница, а следовательно, всяческие необычности здесь вполне в порядке вещей.
Ну а когда мать Гренделя пробудилась и накопила достаточно сил, началась эта история, длившаяся полную дюжину зим. С ее возможностью к мгновенным превращениям древняя богиня (а может быть, великанша или некое иное создание, людям неведомое) могла принять облик как прекрасной девы – именно в этой ипостаси ее видела Вальхтеов, – так и безобразного страшилища, которое сразил Беовульф.
Впрочем, все это были лишь догадки, ничем не подтвержденные. Расспросить Гренделя никому и в голову не пришло: сама мысль о беседе с Проклятием Хеорота выглядела нелепой.
Лишь одно соображение, высказанное Беовульфом, выглядело относительно достоверным: мать Гренделя в давние позабытые времена была связана с морем, со стихией воды. Во-первых, полуостров Даннмёрк некогда поднялся из глубин океана – достаточно вспомнить клык Ёрмунганда, в котором застрял меч Фрейра. Значит, и галиурунн обитал на дне. Во-вторых, она предпочитала жить на Границе: суша была ей враждебна изначально, а море перешло под власть иных богов – ванов.
Иное дело – Грендель, в котором сочетались черты существа волшебного и существа смертного. Морской великан Эгир, если верить легендам, был сыном Ньорда от человеческой женщины, и Грендель смог бы прижиться у своих двоюродных сородичей – Эгир и его жена великанша Ран славились своим гостеприимством и добросердечием на все Девять Миров, от Асгарда и Мидгарда до огненного Муспелльхейма. Люди же, как известно, непохожих на себя чужаков не терпят, да и слава у Гренделя чересчур недобрая.
Если Грендель останется в Даннмёрке, его убьют – не Беовульф, так кто-нибудь другой. Со смертью матери он растерял большую часть колдовской силы и стал обычным великаном…
– Иди, – сказал Беовульф бывшему противнику. – Иди в море и никогда не возвращайся. Тебе нет места среди нас. За все злодейства тебя наказал не я, а боги Ванахейма. – Гаут вскинул меч. – Мою руку направляли ваны. То, что Хрунтинг не убил тебя, а лишь отсек руку – знак того, что Ньорд и Фреир не хотели твоей смерти.
Грендель молча развернулся и заковылял к дальней части острова, в сторону скал. Люди двинулись за ним – проследить. В темном ущелье плескалась морская вода, был слышен шум прибоя, отражавшийся от каменных стен. Он вошел в воду не обернувшись и ничего не сказав напоследок. Только Фенрир тихо гавкнул ему вслед.
– Возвращаемся, – сказал Беовульф. – Заметили, очень холодно – тварь мертва, а колдовство доселе не исчезло.
Да, не исчезло. Солнце стояло в зените, однако не грело. Каждый чувствовал, что камни под ногами чуть подрагивали, пульсировали, будто человеческое сердце, впитав чуждое волшебство.
– Давайте поспешим, – нахмурился Хенгест. – Не нравится мне это. Совсем не нравится.
Быстро преодолели стылые болотины, перебрались на соседний остров, потом на следующий, более высокий. После исчезновения тумана обзор был отличный, и от взгляда никак не могло ускользнуть то, что старое капище – валуны, идолы, кажущиеся издалека тонкими палочками, темный силуэт жреческого дома, – все начало покрываться инеем, ярко сиявшим на солнце. Окруженная возвышенностями впадина превращалась в огромную глыбу льда, медленно погружавшуюся в топь.
– Ты уверен, что мать Гренделя умерла? – спросил Беовульфа епископ. – Не сбросила облик, не превратилась в бесплотный дух, а именно умерла?
– Не знаю. Там – Граница. Там может случиться все, что угодно… Если она уснула вновь – то очень надолго. До самого Рагнарёка и Последней Битвы.
– Уйдем. Мы сделали все, что смогли…
К следующему утру на месте бывшего капища остались лишь подернутые ледком бездонные омуты. Никогда в будущем даны не ходили в эту часть болота, твердо помня о Проклятии Хеорота, сгинувшем несчитанные зимы назад, но оставшемся в памяти людей навек.
* * *
– И где же голова Гренделя? – с непонятной интонацией вопросила Вальхтеов, когда Беовульф с соратниками, грязные, уставшие и продрогшие, предстали перед конунгин по возвращению в Хеорот. В поселке сильно пахло гарью, огромные пожарища на вершине холма все еще тлели, полоса сизого дыма растянулась над равниной на тысячи шагов. – Ты обещал принести добрые вести, вождь Беовульф.
– Ни Хеорот, ни новый бург, который ты собираешься поставить, ни твоих сородичей Грендель и его мать более не побеспокоят, – твердо ответил гаут. – В том мое нерушимое слово. Если ты ему не веришь, выбери воина, который будет биться со мной на хольмганге – суде богов. Пусть асы дадут знать, лгу я или нет.
– У меня осталось слишком мало воинов, – проронила конунгин. – Я верю тебе… Кто… Кем она была?
– Я этого не знаю, Вальхтеов. Пускай Ремигий-годи скажет. Он старше и мудрее.
– Не ревнуй больше Хродгара, госпожа, – сказал епископ. Вальхтеов выпрямилась и сверкнула глазами: такие слова были вопиюще неучтивы. Ремигий невозмутимо продолжил: – Хродгару не хватило мужества и верности, чтобы отказаться от искушения, но он был всего лишь человеком. А она – существом, нашему миру не принадлежащим. Гораздо более хитрым, коварным и жестоким. Все в прошлом, конунгин Вальхтеов. Правь своим народом достойно и помни: опасность, приходящая с болот, сгинула. Благодари Беовульфа и Людей Тумана, которые остановили это нескончаемое безумство. Они не испугались выйти против зла, которое принес в Хеорот твой покойный супруг.
– Смело говоришь, жрец, – процедила Вальхтеов. Помолчала, уняла раздражение. Сказала без лишней злости: – …Люди не любят, когда им говорят правду в лицо, годи. Я должна отблагодарить вас, пусть так и случится. Хродульф! Ты знаешь, что нужно делать, – ты конунг.
Четверо данов принесли деревянный короб, обшитый полосками проржавевшего железа, – короб старинный, сразу видно. Поставили его у ног Хродульфа, откинули крышку. Замерцало золото: кольца, гривны, тяжелые римские и константинопольские монеты. Часть несметных богатств Хеорота – причем немалая часть. Хватило бы на пять кольчуг, шлемов и щитов да еще на несколько лошадей в полной сбруе.
Богатый подарок. Конунг должен быть щедр, это тоже обязательная часть варварского этикета – окажись ты доблестен, как Доннар, и мудр, будто сам Вотан, тебе никогда не простят скупости или жадности, это самый непростительный порок после трусости, а то и равноценный ему.
