Барбара Хэмбли - Время Тьмы
Она тихо усмехнулась.
– Он твой наставник, Руди, – сказала она. – И твоя потребность – учиться. Даже если бы я хотела, я никогда бы не смогла отвратить тебя от этого. – И она тут же подвинулась ближе к нему, противореча своим же собственным словам.
«Все мы имеем свои предпочтения, – подумал Руди и отодвинул в сторону черный шелк ее волос, чтобы поцеловать в губы. – Если надо будет выбирать между мной и Тиром, я отлично знаю, кого выберет Альда».
У нее тоже был выбор между любимыми.
Угли в очаге потрещали и погасли, послав вспышку желтого пламени и почти немедленно погрузив их обоих в более глубокую тень. Снаружи постоянный гул голосов в зале доносился, как шум потока. Руди уже обнаружил, что привык к Убежищу, шумам, теням, запахам. Он мог чувствовать вес этой каменной горы, давящей на них, как она давила тысячи лет. Но когда он опять поцеловал Альду, крепко прижимая к себе ее хрупкое тело, он осознал, как это было здорово – покой, тишина и любовь без страха.
Ее дыхание шелестело у его губ, она шептала:
– Я понимаю, Руди, но я буду очень сильно скучать по тебе.
Его рука конвульсивно сжала ее плечи. Обрывки бесед проскакивали в памяти, то, что было сказано в Карсте и в ночных лагерях вдоль той опасной дороги. Она потеряла тот мир, который знала, и все, что любила в нем, кроме своего сына. И теперь он, Руди, тоже покидал ее.
Все же она не сказала: «Не уходи».
«Она действительно любит, – удивлялся он, – если поняла эту потребность и попыталась сделать расставание более легким, чем оно могло быть».
Ничего подобного он еще не встречал.
– Альда, ты такая женщина, что встречается один раз в жизни. Я не хочу, чтобы ты была королевой. Я хочу взять с собой тебя и Тира, когда вернусь.
Но вряд ли это было возможным.
Когда она выскользнула из его объятий, натягивая плащ на плечи, исчезая в темноте далекого дверного проема, ему пришло в голову, что она даже не спросила: «А ты-то будешь скучать по мне?»
На фоне неясного свечения за грязной дверной занавеской Джил различала тени – мужчины и женщины, обнявшихся, слившихся и разделившихся. В тишине комнаты она услышала вздох Ингольда.
– Бедное дитя, – тихо сказал он. – Бедное дитя.
Она взглянула на него, невидимого, кроме блеска его глаз в темноте и забинтованных рук, скрещенных на груди.
– Ингольд?
– Да, дорогая?
– Вы действительно верите, что совпадений не существует?
Вопрос, казалось, не удивил его, но было что-то... Джил знала людей – свою мать, например – которые бы ответили: «Что за вопрос в такое время!». Но это был вопрос, который мог быть задан только в такое время, когда все дневные мелочи отступили прочь и было только взаимопонимание людей, хорошо знавших друг друга.
Ингольд немного подумал и сказал наконец:
– Да. Я верю, что ничего не происходит случайно, что нет такой вещи, как случай. Откуда он может взяться? – послышался слабый скрипящий шелест, когда он устраивался, опираясь на мешки с зерном. – Почему ты спросила?
– Ну, – неуверенно сказала Джил, – я думаю, что поняла, зачем сюда попал Руди – стать колдуном, найти самого себя, потому что он был рожден им. Но я – нет. И если не бывает случайных событий, почему я здесь? Почему я, а не кто-нибудь другой? Почему я была вырвана из своей жизни, почему потеряла все, что имела, – учебу, и друзей, и... и жизнь, действительно жизнь, которая у меня была? Я не понимаю.
Голос Ингольда стал серьезным:
– Ты однажды обвинила меня в свойственных магу двусмысленных речах. Но, правда, Джил, я не знаю. Я понимаю не больше, чем ты. Но верю, что есть цель твоего пребывания здесь. Поверь мне, Джил. Пожалуйста, поверь мне. Своего рода миссия.
Она пожала плечами, смущенная, как всегда с ней бывало, его участием.
– Это неважно, – сказала она, зная, что Ингольд слышит ее ложь. – Вы знаете, я чертовски обиделась, когда вы сказали мне, что Руди будет колдуном. Не потому, что я хотела им быть, но... это выглядит так, будто он все приобрел и ничего не потерял, потому что ему действительно нечего было терять. Но я потеряла все... – она умолкла на полуслове, молчание между ними было подобно океану между берегом и пловцом.
– И не приобрела ничего? – На это она не смогла ответить. – Может быть, Руди попал сюда вовсе не ради его интересов. Руди – маг, а Королевство, мир неожиданно отчаянно нуждается в магах. И может быть, в ближайшие месяцы Убежищу также понадобится женщина со смелостью льва, обученная владению мечом.
– Возможно, – Джил оперлась подбородком на свои острые колени и пристально смотрела через темноту на тусклые отблески углей на стене.
– Но я не воин, Ингольд, я – ученый. Это – все, чем я была, и все, чем хотела быть.
– Кто может сказать, кто ты есть, дитя мое? – мягко спросил Ингольд. – Или кем ты можешь стать в конце концов? Пошли, – сказал он, когда усилились голоса снаружи. – Стражники возвращаются. Давай выйдем.
Стражники возвращались в комнату, когда Джил и Ингольд вышли из-за занавески.Колдун тяжело опирался на ее плечо. Стражники приветствовали его бурным восторгом, Янус чуть не сбил его с ног, затаскивая в круг нового света. Розы и топазы сияющего очага высветили убогость заплатанной мантии колдуна, линии и борозды напряжения на его лице. Лучшее боевое соединение на Западе этого мира, столпившееся вокруг потрескивающего костра, как бродяги в товарном вагоне. Ее братья по оружию. Люди, которых месяц назад она даже не знала.
Тем не менее лица их были такими знакомыми. Резкое квадратное лицо Януса она видела безымянным в страшном сне, память о котором была ярче, чем о многих вечеринках в колледже. И те белые косы, разбросанные по плечам неизвестного спящего, – она помнила их мельком из того же сна и вспоминала свое удивление, не был ли их владелец чужеземцем, так странно он выглядел. Они тогда ничего не значили для нее – приложение к драме, чей смысл она не понимала. Однако теперь Джил знала их лучше, чем любого из своих приятелей в том мире, лучше, за одним исключением, чем кого-нибудь другого в своей жизни.
Ингольд сидел в изголовье кровати Ледяного Сокола, окруженный стражниками, оживленно размахивая руками, пересказывая какую-то история, заставившую Януса запрокинуть голову в смехе.
У ее локтя раздался голос:
– Ну, он жив, во всяком случае.
Она обернулась и увидела Руди, опершегося о стену на другой стороне занавешенной арки. Его длинные волосы были завязаны узлом сзади, и это вместе со светом костра делало его длинное лицо в тусклом оранжевом свете более похожим на хищную птицу, чем когда-либо.
Он изменился, подумала она, с той ночи, когда вызвал огонь, стал старше, быть может. И не столько стал другим, сколько более похожим на самого себя, чем был раньше.
