Андрей Мартьянов - Мировой кризис
Маленький, в половину человеческого роста, но, что называется, «поперек себя шире». Не толстый, не дородный, а именно очень широкий. Плечи вполне соотносились с ростом существа – фантастически коренастый крошка, в темно-зеленой одежде, с черной бородищей до пупа, в руках тяжеленный двулезвийный топор-лабрис.
На седеющих жестких волосах красуется остроконечный колпак, украшенный золотым символом – пылающий древнескандинавский дракар, Нагльфар – корабль мертвых, который однажды придет из Нифельхейма с огненными великанами на борту, чтобы начать Последнюю Битву и повергнуть богов…
Глазки маленькие, глубоко запавшие и холодные-холодные, как два сапфировых осколка. Взгляд бесстрастный и ничего не выражающий. Не-живой.
– Хайлс, – низко сказал карлик, глядя только на Хагена.
– Сигис хайлс, Фафнир-дрэки, – с исключительной вежливостью ответил бургундец, но традиционного поклона не последовало, лишь кивок. Знак уважения к противнику и не более. – Эк’эмн Хаген-ярл эйн Тронье-фюльк…
– Эк кенна…
– Ничего не понимаю, – прикрыв губы ладонью, сказал Барков Евангелине. – Что это за язык?
– Наречие наших предков. Так говорили в эпоху Аттилы и бургундских королей, какой-то диалект готского… Фафнир не желает учить языки современности, они ему не интересны. Дракон живет только прошлым, не веря, что его времена давно миновали…
– Ошибаешься, женщина, – вдруг сказал карлик, метнув взгляд на Евангелину. Расслышал. Говорил он теперь не на готском или бургундском, а употреблял совсем иное наречие, понятное всем. Древнейшее, изначальное, первоязык. Тот, что унаследован каждым живым, и достаточно услышать первые звуки, чтобы вспомнить. – Я был всегда, Кримхильд, и останусь навсегда. Я вне времени. Я не помню, когда родился, и не знаю, когда умру. Ты слышала, Кримхильд?
– Тогда почему ты преследуешь нас?
– Это вы меня преследуете. Это вы хотите моей гибели. Это вы. Не я. Вы. Вы. Вёлунд. Вы. Кримхильд. Вёлунд.
Карлик говорил все более отрывисто. Обвиняя. Обличая. Жалуясь.
– Уйдите, уйдите прочь смертные, не нужно… – гудело в головах концессионеров. – Уйдите!
– А что ты предложишь взамен? – громко перебил стенания Хаген. – Я знаю, драконы держат слово! Всегда! Предложи выкуп!
* * *– …Да что ж тут случилось-то? – потрясенно сказал сам себе подъесаул Федор Ванников, командовавший казачьей полусотней, отправленной из Ярмолинц к югу, прояснить текущую обстановку в районе Каменца.
Двенадцатую кавалерийскую дивизию подняли по тревоге еще ночью, но командование пока выжидало, не начиная решительных действий. Донцы прошли через Мукаров и Соколец на Крушановку и Баговицу, в обход губернского города, взяли в плен троих заблудившихся австрияков-драгун, которые отбились в утреннем тумане от своего эскадрона. Отправляя дозорные разъезды, выяснили, что неприятель продвинулся до Белина и Залесец, и по достижению днестровского рубежа собрались было обратно, но…
Галопом примчался хорунжий Щегольков и срывающимся голосом доложил подъесаулу, будто в полуверсте к западу было сражение, замечена русская пехота, совсем немного, взвод или два. И много австрийцев. Мертвых.
Зрелище и впрямь было жутковатое – когда полусотня рысью прибыла на место событий, Ванников натянул поводья, останавливая коня, и скомандовал дальше не двигаться. Сдвинул фуражку на затылок, закрутил пальцами чуб, пытаясь сообразить, что здесь произошло. Ничего путного на ум не приходило.
Справа и чуть выше, в отдалении, несколько больших военных палаток французского образца, такие поставлялись и русской армии. Дальше, в сторону реки, нечто напоминающее остатки крепостного вала, около него собрались десятка два-три военных в гимнастерках болотного цвета: точно, свои. И, кажется, несколько гражданских.
Поле же было усеяно телами в синих драгунских куртках и общих для австро-венгерской кавалерии краповых брюках для верховой езды, перепутать невозможно. На первый взгляд, здесь полег целый эскадрон, однако конских трупов мало, от силы двадцать. Человеческих же далеко за сотню. Некоторые растерзаны так, будто в них заряд шрапнели прямой наводкой попал, у других никаких видимых повреждений.
Что за чудеса? Опытный взгляд сразу определит, кроме настоящего боя тут случилось и нечто другое…
Осторожно объехали по берегу, стараясь не приближаться к мертвым. Подъесаул заметил, что лошади чуть всхрапывают, будто учуяли опасность, но только не прямую, а отдаленную; вроде запаха волка.
– Поручик Львов, пятый саперный батальон, – откозырял серый лицом военный инженер. – Вы очень вовремя, господин подъесаул, у меня раненые…
– Раненые? Сколько? Хорошо, сделаем конные носилки, отвезем хотя бы в Ушицу… Кто эти штатские?
– Позвольте мне объяснить, – вышел вперед Барков. – Эти господа из Североамериканских Соединенных Штатов, ученые – занимались здесь раскопками. Джералд, у вас документ с подписью губернатора в бумажнике? Дайте…
Худо-бедно объяснились, граф оказался достаточно убедителен, да и Ванников не горел желанием вникать в подробности. Даже не обратил внимания на очевидную несуразность краткого рассказа о недавней стычке с австрийскими драгунами и употреблении гранат с удушливым газом, которым якобы и перетравили часть неприятеля. Результат-то вот он, перед глазами: саперы (с гранатами или без них) уложили целый эскадрон, понеся сравнительно малые потери.
– Да, Каменец взят, – в ответ на вопросы подтвердил подъесаул. – Ночью, после стремительной атаки и бомбардировки крепости артиллерией. Объявление войны? Не знаю, господин граф, я ж не штабной, у меня приказ – провести разведку, серьезных стычек избегать, беречь людей… Уезжали бы вы отсюда мигом, судари мои, скоро такое начнется, что и представить боязно.
– Мы собирались ехать на Проскуров…
– И думать забудьте, к северу наткнетесь на австрийцев. По берегу Днестра, на юго-восток, доберетесь до Могилева-Подольского – верст около ста получается. Там железная дорога к Одессе и Виннице. Только быстрее, пока общее наступление не началось.
– У нас только один автомобиль…
Затруднение с транспортом разрешилось неожиданно быстро, часть казаков отправилась к Усте, глянуть, как обстоят дела возле деревни и тракта на Каменец. Там и отловили полтора десятка сбежавших драгунских лошадок, разгуливавших по пшеничному полю. Великолепный трофей!
– Возьмите четверых коней, – решил подъесаул. – Выберите, какие поспокойнее, они привычны к хозяевам, чужака поначалу могут сбросить…
– А как же саперы господина поручика?
– Всех возьмем с собой, в Ярмолинцы, не извольте беспокоиться. Давайте, торопитесь… Слышите, опять где-то пушки начали бить.
