Алёна Харитонова - Охота на ведьму
— Я всё хотел поблагодарить тебя, — продолжил маг, боясь, как бы девушка не перебила его, — ну, что тащила меня по лесу, не бросила умирать в снегу, не оставила на растерзание волкам и вот, сейчас. Знаешь, я не думал, что Эрнин осмелится напасть, по правде сказать, я был к этому совсем не готов и даже не смог толком отразить удар, лишь отвёл в сторону…
Он сбился и замолчал. Ещё никогда в жизни Торой не признавался перед кем-то в своей несостоятельности. Делать это оказалось далеко не так трудно, как он представлял раньше, но всё-таки неприятно. А потому волшебник до крайности не хотел, чтобы Люция охотно подхватила его самобичевания и, не приведи Сила, усилила их какими-нибудь едкими замечаниями, до которых была та ещё мастерица. Однако этого не произошло. Ведьма рассеяно кивнула, принимая благодарность и опуская всё остальное, а потом спросила:
— Эта Эрнин, она кто?
Маг на мгновение замялся, а потом ответил:
— Она погодная ведьма. Ну, знаешь из тех, что тянут силы из всяких природных явлений — снега там или дождя… Она очень сильная колдунья. Пожалуй, самая сильная из всех, каких я только знал. Честно говоря, я сперва подумал, уж не она ли так круто обошлась с Мираром, но потом понял — не она. У неё над головой тоже парила руна Ан. Как у тех близнецов.
Люция с наслаждением вдохнула прогретый, напоённый ароматом подсыхающей травы воздух и беспечно спросила:
— Что за руна Ан?
Торою пришлось вкратце рассказать и о руне, и о её назначении.
Некоторое время после этого путники шли в молчании, смотрели на приближающуюся деревню и думали каждый о своём. Наконец, девушка нарушила тишину:
— Ты так и не ответил мне, кто такая Эрнин. — Колдунка хитро прищурилась, давая понять, что уж узнать в товарке погодную ведьму и сама умеет, чай, не глупее полена.
Маг усмехнулся. Разве что утаишь от этой вредной неказистой прощелыги?
А Люция, устремив взгляд под ноги, пояснила:
— Не стала бы она без повода на тебя кидаться.
Торой отвернулся, пряча улыбку, но всё же отозвался:
— Давно, когда я ещё только примкнул к Гильдии Чернокнижников, у нас с Эрнин был роман.
Люция нахохлилась и приняла отсутствующий вид, а потом всё же не удержалась и словно вскользь произнесла, глядя на бегущего вереди Илана:
— С этой… косоглазой?!
Волшебник расхохотался тому, как веско и в то же самое время с плохо скрытой злостью ведьма произнесла эти слова.
— Ну, — ответил он, отсмеявшись и проигнорировав досадливый взгляд собеседницы, — дело тут не в глазах, она на самом деле очень… как бы тебе объяснить… Очень интересна, многое знает, оригинальна в суждениях, а при желании умеет быть до крайности обворожительной.
Юная колдунка презрительно скривила губы и ответила:
— Видимо, о тебе она думает вовсе не столь лестно, раз вознамерилась прикончить.
Собеседник лишь беспечно кивнул в ответ:
— Ага. Наверное. Хотя, скорее всего, дело на самом деле в том, что мы не очень мирно расстались.
Торой не стал продолжать. В конце концов, к чему рассказывать Люции, столь неискушённой в любовных делах, о романе, который закончился много лет назад? Да и был бы то роман… Больно надо привязывать себя к женщине, которая жаждет лишь власти и всецелого подчинения. Вот волшебник, с детства не любивший чтобы им манипулировали, и не стал. Ну да ко всему прочему, на длительные сердечные привязанности у него тоже обычно не хватало терпения. Скучно становилось. Но не откровенничать же обо всём этом с юной сельской колдункой? Потому маг молчал и смотрел на приближающиеся аккуратные домики.
Деревня, что раскинулась перед путниками, находилась не так далеко от Стольного Града Гелинвир, где вот уже Сила знает какое столетие, восседал Великий Магический Совет. Если посмотреть по карте (которой у трёх странников, конечно, не было), то стало бы видно, что Торой, не поморщившись, перетащил себя и своих спутников через государственную границу Флуаронис и вообще расстояние в сотни вёрст. Позади остались и знаменитые флуаронские сосновые леса, ныне едва не по макушки засыпанные снегом, и широкая судоходная река Иркша, скованная льдом, и даже Торговый Путь, что тянулся через несколько сопредельных государств. Вообще, по прикидкам Тороя, Путь этот находился аккурат верстах в двадцати от нынешнего местонахождения странствующей троицы. Так что, если выйти к нему, скажем, завтра поутру, то к вечеру запросто можно добраться и до Гелинвира. Собственно, именно это Торой и собирался предпринять. Как-никак, а надёжно укрыть внучка зеркальщика можно только там, хотя тащиться к старинным недоброжелателям просто страсть до чего не хотелось. С другой стороны…
С другой стороны всё-таки неплохо появиться в Стольном Граде да как бы невзначай блеснуть вновь открывшимися способностями. Пускай весь Пресветлый Совет малость покорчит от удивления и, чего там лукавить, страха. А что? Приятно, знаете ли, потешить собственное честолюбие. Хм, заманчиво… Но главное, конечно, встретиться с Алехом и с особым пристрастием порасспросить ушастого про его бурную эльфийскую молодость.
Однако все эти мысли промелькнули и исчезли, поскольку сейчас волшебника гораздо больше занимало другое. Торой шёл рядом с ведьмой и всё прислушивался к себе — не померкнет ли пред глазами яркий солнечный день, не подогнутся ли предательски ноги? Как ни крути, а чудовищной Силы бросок, при помощи которого маг и его спутники так удачно унесли ноги от разъярённой Эрнин, был по зубам далеко не каждому волшебнику. Однако чародей чувствовал себя едва ли не превосходно. Оставалась, конечно, слабость, но слабость телесная, которая обычно держится в течение нескольких дней после сильной хвори. Это Торой вполне мог перетерпеть.
Странным же казалось то, что способности к магии вернулись вот так неожиданно — пара слов, уверенно оброненных Рогоном, и вот тебе на, после стольких лет досады и глубокой жалости к себе Торой снова обрёл Силу. Да не так, как, казалось бы, следовало — медленно, словно после долгой болезни возвращая себе утраченный некогда дар, мучительно вспоминая волшебные пассы, нерешительно пользуясь умениями, от которых давно отвык. Какое там! Сила возвратилась безо всяких сентиментальных прелюдий — стихийная и неудержимая, словно прорвавший плотину безудержный поток. Казалось, нет теперь ничего невозможного, любое волшебство по зубам. Вот только с чего бы? Откуда эта невероятная Мощь, откуда незнакомое доселе сокровенное Знание? Откуда столь обострённое чувство опасности и возможность подчинять себе пространство, переносясь на сотни вёрст? Когда это, интересно, подобное было по силам одарённому сыну деревенского пахаря? Ответ один. Никогда.
